Ренессанс
Шрифт:
– Компьютер сломался. Мастер придет только завтра.
– Ясно. Так сегодня в четыре часа.
– Слава, – вздохнул Николай, – к сожалению, у меня не получится.
– Как не получится! Вот так активист, едрён корень! Давай не валяй дурака.
– Дело неотложное. Давно собирался, да все откладывал. Но сегодня твердо решил, иначе долго придется ждать.
– Да что случилось-то? – не унимался коллега.
– Еду к Ирине.
– Вот те на! Подругу, что ли, завел? Вот так скромняга, едрён корень!
Николай принял душ, тщательно побрился, надушился…
«Да что они, сегодня с ума посходили, что ли? – не на шутку возмутился он. – То по нескольку дней никто не звонит, а тут сразу все обо мне вспомнили!»
– Слушаю, – недовольно буркнул Николай, как бы давая понять звонившему, что не намерен с ним общаться.
Однако в трубке послышался бодрый, веселый голос:
– Колян, это Костя с Серёгой. Твои кореша по технарю. Как твое «ничего»?
Разговаривать в резких тонах с приятелями, с которыми не виделся лет десять, Николай посчитал неудобным.
– Нормально.
– А мы вот бегаем, справки на пенсию собираем. Ты тоже, поди?
– Собрал уже.
– Молодец! Ты ведь у нас январский?
– Да. Три месяца осталось.
– А Жорке сегодня шесть рублей стукнуло. И по этому поводу… Догадываешься что?
– Догадываюсь. К себе зовет?
– Если бы! Банкет в кабаке заказал. Сегодня в пять часов.
– Мужики, вы меня извините, но сегодня я не смогу.
– Что значит «не смогу»? Давай не обижай юбиляра! У самого юбилей впереди. Короче, откладывай все свои дела. Встречаемся в половине пятого на Гостинке.
– Нет, ребята, отложить не получится.
– Ты давай объясни, что к чему, а я тебе растолкую, что получится и что нет.
– К Ирине я сегодня еду. Ты не знаешь…
– Оба-на! Ну ты даешь, старый хрен! О душе пора задуматься, а он все по бабам.
– Ты меня не так понял.
– Да что тут понимать-то! И неужели нельзя перенести свидание? Первая любовь, что ли, юношеская? Дрожь в коленках, стихи по ночам?
– Не то ты говоришь. Я слово себе дал сегодня поехать.
– Ну, сам смотри. А Жорка обидится.
Закончив разговор, Николай отключил мобильник, подивившись собственной недогадливости.
На лестничной площадке соседка, одинокая старушка, попросила отремонтировать кран. К счастью, она оказалась более понятливой и согласилась подождать. Лишь бросила напоследок:
– А вырядился-то! У тебя что, сегодня свидание, что ли?
«Не забыть еще купить цветы», – подумал Николай, выходя из дома. Путь из Инорса предстоял неблизкий, с пересадкой на Галле. Всю дорогу он думал только об Ирине. Память щедро оживляла картины их знакомства, совместную работу в одной компании, корпоративы и ссору по его глупости. Сцены были столь ярки, будто случились только вчера.
«Как я мог такое сморозить! – мучился он. – И почему сразу не извинился? Ну что, что мешало? Надеялся на ее отходчивость. Забудет, мол. Хорош джентльмен! Каким же я выглядел в ее глазах? Этого теперь никогда не узнаешь».
Вот наконец и Южное кладбище. Ее могила, как он выяснил, – в самом конце. Николай с волнением, доходящим до
«Ну, кажется, дошел. Вот ее сектор». Николай почувствовал, как учащенно забилось сердце. Могила Ирины вся была заставлена венками искусственных цветов. Безвременно ушедшая смотрела на него с портрета спокойным, умиротворенным взглядом Мадонны с картин художников эпохи Возрождения.
«Так вот где ты теперь обитаешь, Ирина! А я всегда был уверен, что ты меня переживешь. Ведь ты источала здоровье и энергию, танцевала, посещала тренажерный зал, была душой всего коллектива. Как же такое могло случиться? Синдром внезапной смерти, – вспомнил он заключение врача. – Случай – один на миллион.
Сколько цветов на могиле! Ты и вправду очень любила цветы. Живые уже пожухли. А венки немного выгорели. Похоже, тебя навещали все лето. Только я пришел в последнюю очередь. Я оказался самым трусливым из всех, кто тебя знал.
Да, я боялся увидеть тебя в таком месте. Оно совсем не вяжется с тобой, самой живой, самой женственной, самой… Это даже представить было невозможно, что я буду посещать твою могилу…
Знаешь, меня всегда пугала мысль, что однажды ты уедешь далеко-далеко, а я так и не узнаю, куда и с кем. И вот ты уехала. Одна. И так далеко, что до Марса ближе…
Как же так, Ирина, я мыслил тебя на вершине земной жизни, в лучах любви и обожания, а ты лежишь в сырой земле…»
Николай так потом и не вспомнил, сколько простоял возле могилы. Стало вечереть, и он заковылял обратно. Переживания, воспоминания и мысли продолжали тесниться в голове: «Вот говорят: все, что с нами происходит, имеет смысл. Оно нас чему-то учит, чем-то обогащает. Только чем может обогатить смерть самых дорогих и самых достойных людей? И как теперь жить с таким смыслом?
“Надо жить, надо жить” – это такая обязательная установка каждому. “Добровольный отказ от жизни – наитягчайший грех”, – учат святые отцы. А вот ради чего надо жить, они не объясняют. “Такова воля Божья”, – говорят. Ума много не надо, чтобы так ответить. А вывод получается такой: жить порой приходится вопреки душевному состоянию, несовместимому с жизнью. “Назло надменному соседу”.
А еще говорят, что прошлым жить нельзя. Я всегда прислушивался к этому совету. Только теперь прошлым стала Ирина. Что же получается? О ней стоит забыть и жить другими? Может, еще и втрескаться в какую-нибудь?!
Что-то недодумали великие мудрецы».
Николай не стал дожидаться автобуса и пошел пешком. Вечный кладбищенский покой вновь сменился грохотом машин на автостраде. Но от этого характер его переживаний не изменился. Проходя по Затонской улице, он то и дело замечал, как веселы и беспечны прохожие. Они громко разговаривали по сотовым телефонам, перебрасывались плоскими шуточками, выясняли какие-то мелкие дрязги и бросали вокруг окурки и обертки от угощений.