Ренуар
Шрифт:
И только редкие голоса критиков поддержали художников. Среди них был Дюранти, опубликовавший брошюру «Новая живопись: по поводу группы художников, выставивших свои работы в галерее Дюран-Рюэля». Автор отмечает, что подлинными противниками идей художников-новаторов, представивших свои работы на этой выставке, являются члены Академии изящных искусств и Института Франции, так как выставка свидетельствует о важных открытиях этих художников, которые позволяют себе пренебрегать академическими правилами. Дюранти выступает в их защиту: «Следуя своей интуиции, они шаг за шагом сумели разложить солнечный свет на его элементы, а затем снова объединить их в общей радужной гармонии, передав это своим полотнам». Эмиль Золя уточняет: «Художники, о которых я говорю, называются импрессионистами, потому что большинство из них стремится донести, прежде всего, достоверные впечатления от окружающего мира; они хотят уловить и сразу передать это впечатление, не углубляясь в несущественные детали, которые нарушают свежесть личного и живого наблюдения. Но каждый из них, к счастью, обладает оригинальными чертами, своей особой манерой видеть и передавать реальность». Он добавляет: «Ренуар специализируется в написании человеческих фигур. У него доминирует
Эта новая известность поставила Ренуара, как и других импрессионистов, удостоенных довольно многочисленных оскорблений и лишь единичной поддержки и приветствия, в несколько двусмысленное положение. Дело в том, что он в значительно большей мере, чем кто-либо из его друзей, был «художником фигур». Ренуар стал вынашивать идею новой картины, которая позволила бы ему снова вернуться к элегантности «Ложи»и игре света в этюде «Обнажённая, эффект солнца»,только что купленном у него Гюставом Кайботтом. Она дала бы ему возможность доказать, что передача оттенков, вызванных эффектом освещения, и требование схожести портрета с оригиналом не являются несовместимыми. Возможно, он обсуждал этот проект в Аржантее у Моне, где в то время гостил Сислей. Ренуар написал его портрет: Сислей оседлал бамбуковый стул, опираясь локтями о его спинку. Вероятно, нуждаясь в моделях, Ренуар мог бы также пригласить их позировать ему на Монмартре.
В мае 1876 года Ренуар вместе с другом Жоржем Ривьером нашёл на Монмартре небольшой домик на улице Корто. На втором этаже дома были две довольно просторные меблированные комнаты с окнами, выходящими в сад, а на первом этаже — бывшая конюшня, где можно было разместить холсты и мольберты. Это место было идеальным для того, чтобы изо дня в день ходить писать в «Мулен де ла Галетт», находящийся в двух шагах, рядом с двумя старинными ветряными мельницами. «Мулен де ла Галетт» — кабачок с танцзалом, расположенный в просторном деревянном сарае, пристроенном к мельницам. Название своё он получил от мельницы (mouleri)и галет, которые здесь подавали к столу. Если одна из двух мельниц приходила в движение, то исключительно для того, чтобы перемолоть корни ириса для одного парижского парфюмера. За несколько су можно было посетить вторую мельницу, всегда неподвижную. Оттуда открывался совершенно потрясающий вид на Париж. Но Ренуар собирался изображать не этот вид, а бал в заведении. По воскресеньям он начинался в три часа, танцы продолжались до полуночи, с получасовым перерывом, чтобы дать возможность музыкантам перекусить. Хотя оказаться внутри заведения ещё не означало получить право на танец, но каждая кадриль стоила всего четыре су. В хорошую погоду танцующие выходили во двор, где по кругу стояли столы и скамейки. Ренуар любил царившую здесь атмосферу веселья и непритязательности.
Друзья Ренуара, в частности Лами и Ривьер, уже позировавший для «Мастерской на улице Сен-Жорж», были готовы поддержать его. Они позировали ему и помогали подбирать модели. Это было не всегда просто, так как некоторые молодые работницы отказывались смешиваться с профессиональными моделями. Они опасались, что могут однажды увидеть себя обнажёнными в витрине магазина одного из торговцев картинами на улице Лафит. Но Ренуар не собирался писать обнажённых. Последним аргументом, позволяющим убедить матерей разрешить их дочерям позировать для Ренуара, была «тимбаль» — заострённая кверху соломенная шляпка, украшенная широкой лентой. Она обрамляла лицо, образуя своего рода ореол. Такая шляпка вошла в моду с тех пор, как её носила актриса Тео в оперетте «Серебряные литавры». Ренуар купил и раздал дюжину таких шляпок, чем завоевал репутацию состоятельного человека. Каждый день Ренуар приносил огромный холст с улицы Корто. Порой сильные порывы ветра угрожали унести его, как бумажного змея, а Ренуар продолжал работать. Ривьер вспоминал: «Персонажи, фигурирующие на холсте, довольно многочисленны. Это Эстель, сестра Жанны, которая видна на переднем плане на скамейке в саду; Лами, Генетт и я расположились за столом, уставленным стаканами традиционного гренадина. 71 Были ещё Жервекс, Кордей, Лестрингез, Лот и другие, видневшиеся среди танцующих. Наконец, художник-испанец, дон Педро Видаль де Соларес-и-Карденас, приехавший с Кубы. Это он танцует с Марго в центре картины».
71
Гренадин (от фр. grenade— гранат) — густой сладкий сироп, используемый при приготовлении коктейлей для придания сладости и красивого цвета; делался из гранатового сока и сахара. (Прим. ред.)
Жанна, упомянутая Ривьером, — это юная натурщица, которую сопровождала её мать на улицу Корто, где она позировала Ренуару в саду для картины «Качели».После того как успокоившаяся мать Жанны перестала приходить, девушка в перерывах между сеансами позирования рассказывала художнику о своём романе с молодым человеком из приличной семьи, который увлекал её каждый день кататься на лодке в Буживале. Чтобы не вызвать подозрения у матери, он давал Жанне ту сумму денег, которую она перестала получать в швейной мастерской, забросив эту работу. Ренуара совершенно не интересовало поведение девушек, позировавших ему. Единственное, что ему было важно, — их кожа. Он не испытывал недостатка в моделях, некоторые из них были более развязными, чем другие. И всё это лето он, не переставая, работал. Он даже писал пейзажи и сцены из сельской жизни на стенах кабаре «Ле Франк Бювер», на углу улиц де Соль и Сен-Рюстик, где он регулярно обедал в компании Лами и Ривьера. И каким бы ни
В конце лета Ренуар был приглашен в Шанрозе под Парижем Альфонсом Доде, с которым он познакомился у Шарпантье. Писатель уже несколько раз приглашал художника на свои вечера по средам в Париже, а теперь попросил его написать портрет своей жены Жюли. Возможно, Ренуар работал над этим портретом с особым чувством… Дело в том, что в доме в Шанрозе, который сняла семья Доде, ранее проживал Делакруа. Кабинет, где работал Доде, прежде был мастерской художника… Ренуар снова соприкоснулся с Делакруа. За год до того, в 1875-м, по заказу коллекционера Жана Дольфюса, купившего у него несколько картин, он сделал копию «Еврейской свадьбы»Делакруа. А несколько месяцев назад Шоке попросил написать его перед эскизом «Нюма и Эжери»,предназначенным для росписи одного из углов библиотеки Бурбонского дворца. Его приобретение вынудило Шоке отложить покупку нового сюртука. Это был не первый и не последний раз, когда Шоке предпочитал купить произведение искусства вместо того, чтобы сменить старую, изношенную одежду.
Пятого июня 1855 года в Шанрозе Делакруа записал в своём дневнике: «Прогулка в саду побудила меня выйти в поле, я прошёлся по полям вплоть до Суаси, я буквально растворился в безмятежной природе». Ренуар тоже испытывал подобные ощущения, когда писал пейзаж на берегу Сены.
Однако у него не возникло желание стать пейзажистом, хотя «на пленэре удаётся наносить на холст такие оттенки, какие невозможно было бы вообразить при свете в мастерской». Это было единственным существенным преимуществом работы на открытом воздухе. А вообще «тратишь полдня, чтобы работать один час. Удаётся закончить одно полотно из десяти, так как погода меняется. Пытаешься отразить эффект солнечного света, а тут неожиданно пошёл дождь. На небе появилось несколько облаков, а ветер их разгоняет. И так повсюду!» Лучше писать букеты: «Когда я пишу цветы, это даёт отдых моему мозгу. Я подбираю тона, меняю их расположение, не заботясь о том, что испорчу холст. Я не решился бы так делать, когда пишу портрет из-за опасения всё испортить. А опыт, накопленный мной при выполнении таких набросков, я затем использую в своих картинах». Возможно, именно в Шанрозе он запечатлел букет цветов на камине, а также букет пионов…
Когда Ренуар узнал о смерти в Мантоне Нарсиса Диаса де ла Пеньи 18 ноября 1876 года, несомненно, он вспомнил их встречу в лесу Фонтенбло и его решительный вопрос: «Но почему у Вас всё настолько черно?» Двенадцать лет спустя Диас не задал бы ему подобный вопрос. По иронии судьбы именно потому, что Ренуар больше не пишет «настолько черно», его осуждают критики…
К счастью, супруги Шарпантье поддержали Ренуара. Когда он вернулся в Париж, они заказали ему портреты. Подобный заказ позволял ему продолжать обедать у мадам Камиллы, владелицы молочного кафе, находящегося напротив его мастерской на улице Сен-Жорж, не рискуя задолжать ей, как это часто случалось. Он также согласился написать небольшую собачку Таму с длинной чёрной и белой шерстью, привезённую крупным финансистом Чернуши из Японии. Теодор Дюре привёл Ренуара в особняк, выходящий окнами в парк Монсо, не столько для того, чтобы он писал там собачку Чернуши, сколько для предоставления ему возможности встретиться с другими коллекционерами. И он не ошибся. Чернуши познакомил его с банкиром Шарлем Эфрюсси и Шарлем Дедоном, который вскоре купил его «Танцовщицу», представленную в 1874 году на выставке у Надара. Тогда критик Луи Лерой ядовито отметил, что ноги её кажутся «такими же пышными, как её газовые юбочки».
Поддержка таких влиятельных людей позволяла надеяться, что выставка 1877 года вызовет не одни лишь оскорбления, насмешки и издевательства… Новая выставка была тем более необходима, что рассчитывать на то, что Салон откроет им свои двери, было бессмысленно. Кайботт, «один из немногих художников, не нуждавшийся в средствах, поскольку получил большое наследство, готов был принять активное участие в её подготовке. С начала 1877 года распространился слух о предстоящей выставке. Об этом свидетельствует письмо Гийомена доктору Гаше: 72 «Вероятно, средства на выставку, довольно значительные, будут предоставлены в качестве аванса двумя или тремя состоятельными художниками. Возможно, они вернут их путём продажи входных билетов; если же этого будет недостаточно, то дефицит будет восполнен участниками выставки, условия этих взносов пока не определены. Я не могу Вам сообщить больше информации, но думаю, что если Вы обратитесь к Ренуару по адресу: улица Сен-Жорж, дом 35, то сможете получить все интересующие Вас сведения, так как именно там ведётся подготовка выставки».
72
Жан-Батист Арман Гийомен(1841-1927) — французский живописец, участвовавший во всех выставках импрессионистов, кроме второй (1876). Поль Фердинанд Гаше(1828-1909) — психиатр, гомеопат, автор труда по исследованию меланхолии; постоянно помогал художникам и сам занимался гравюрой, впоследствии был лечащим врачом Ван Гога. (Прим. ред.)
Поиски подходящего для выставки помещения, учитывая, что Дюран-Рюэль не собирался предоставлять свою галерею, отняли много времени. Наконец место было найдено. «Помещение не настолько большое, как хотелось бы, но оно прекрасно расположено, на углу улицы Лафит», — уточняет Дега. В письме Берте Моризо он сообщает также, что на общем собрании художники будут обсуждать не только условия участия в этой выставке, но и важный вопрос: «…можно ли выставляться в Салоне и в то же время с нами? Это очень серьёзная проблема». Горячие дискуссии по этому поводу ещё не завершились… В ходе обсуждений возник ещё один вопрос — о названии выставки. Ренуар был настроен решительно: «Я настаивал на том, чтобы она сохранила название выставки импрессионистов. Это объяснит прохожим, и никто не ошибётся: “Вы найдёте здесь тот жанр живописи, какой вам не нравится. Если вы всё-таки придёте, тем хуже для вас, вам не вернут ваши десять су за вход!”».