Репетиция конца света
Шрифт:
Эта страсть – все потрогать своими руками, увидеть своими глазами – сохранилась с тех пор, как Алена занималась журналистикой. Страсть к правдоподобным деталям при полной несуразице и неестественности темы, идеи, сюжета, героев и так далее. Между прочим, ее детективы хорошо читались не только благодаря закрученному сюжету и не разгадываемой до последней страницы интриге, но и благодаря правдивым бытовым деталям. Чтобы иметь их в достатке, она сутками моталась на «Скорой», потому что героем очередной книги был врач именно со «Скорой», не брезговала посетить морг, когда писала про патологоанатома,
Так разве слабо ей посетить инкогнито публичный дом, когда это нужно для сюжета? А вот и нет. Не слабо!
– Вот сюда давай, в проулок, – подбородком указал Зернов направо, когда впереди замаячило здание ГУВД Приокского района.
Поляков послушно повернул, потом въехал в школьный двор, уже пустой по причине позднего часа, и остановился под тополем.
– Мужики... вы чего здесь? – опасливо спросил задержанный и на всякий случай прикрыл голову скованными руками.
Зернов посмотрел на него с великим презрением. Этот высокий, спортивный парень был до того труслив, что просто с души воротило. С той минуты, как Зернов посулил припаять ему не только статью за распространение наркотиков, но и за сопротивление сотрудникам органов (а что? Делал попытку вырваться при задержании? Делал. Вот тебе и прямое сопротивление!), он просто-таки расползался по сиденью, как кисель. Согнулся, пряча лицо, изредка протяжно шмыгал носом. Можно было не сомневаться: если и не плачет, то с трудом сдерживает слезы. Однако главного, столь ожидаемого Зерновым, он так и не сделал, а именно: не повторил той фразы, которая уже была сказана: давайте, мол, договоримся, мужики! А почему? Неужели его так пригнула сумма, названная Зерновым? Но не может же он не понимать, что и здесь, как во всяком деле, торг уместен?
А если не понимает? А если решил, что Зернов брякнул про пять тысяч баксов только для того, чтобы показать: неуместен не только торг, но и вообще какие бы то ни было разговоры на эту тему? Мол, советские люди взяток не берут?
В смысле, российские милиционеры не берут?
Но в это ж небось одни только малые дети верят! А задержанный – уже большой мальчик. Большой, да дурной...
Надо его встряхнуть хорошенько.
Зернов перегнулся назад и взял старую планшетку с бумагой. Достал из нагрудного кармана ручку, нарочно долго снимал колпачок, черкал по клочку бумаги – как бы расписывал и без того отлично пишущий стержень. Это была такая психическая атака. Артподготовка.
Парень оторвал руки от лица, уставился перепуганными глазами на белый листок бумаги на коленях Зернова.
– Ну что? Пора протокол писать? – спросил Зернов по-дружески. – Ты как, готов?
И начал медленно, аккуратно выводить вверху листа: «Протокол задержания гражданина...»
– Твоя фамилия как? – спросил чрезвычайно деловитым тоном. – Давай все по пунктам: фамилия, имя, отчество, год и место рождения, пол, образование, домашний адрес, наличие или
Поляков протяжно зевнул, уложил на руль руки, а сверху пристроил голову: знал, что это «поехали» относилось не к нему.
– Фамилия – Воропаев, – механически начал парень. – Год рождения – 1969-й, восьмое августа. Пол – мужской, образование высшее, адрес... – И вдруг вскинулся, с мольбой уставился на Зернова: – Мужики... ну нету у меня пяти тысяч баксов, ну поймите, что нету!
– А сколько у тебя есть? – встрепенулся Поляков, как будто это и не он только что расположился вздремнуть на рулевом колесе.
Задержанный вытаращил на него глаза, потом перевел взгляд на Зернова, опять на Полякова... Кажется, до него начало доходить, кто главный в этой связке.
Да. Толстый и тихий Поляков – еще не значит глупый. Это как раз наоборот – мозговой центр. А швыдкими да быстроногими бывают именно мальчики на побегушках. «Шестерки»!
– Одна есть... Но не здесь, конечно, а дома.
Поляков снова широко зевнул и снова уютно устроил голову на сложенных на рулевом колесе руках.
Ему даже говорить ничего не надо было: систему условных знаков они с напарником отработали до мелочей.
– Продолжаем писать протокол, – сухо сказал Зернов. – Воропаев, значит... А имя у тебя есть, задержанный Воропаев?
– Есть, я же говорю, есть, только дома! – забормотал задержанный Воропаев, ничего не соображая. – Что я говорю! Имя... Нет, не надо имени! Ну что, мало вам одной тысячи? Хорошо, пусть будет три. Но больше я никак не раздобуду, никак! Хотите, дайте мне время, я у друзей спрошу, может, кто-нибудь займет.
Поляков с подвывом зевнул.
– Это не разговор, – пренебрежительно отмахнулся Зернов. – Дайте ему время! Да я тебя только выпущу, твой след сразу простынет!
– Да я ж вам все про себя скажу, вы меня в любую минуту прищучить сможете.
Поляков снова зевнул – погромче.
– Это не разговор! – уже суровее повторил Зернов, приняв телепатический сигнал. – Никуда не отпустим. Три, говоришь... Ладно, пусть будет три. А когда?
– Хоть через полчаса, – с надеждой посмотрел на него парень. – Доедем до моего дома, зайдете, заберете...
– Где живешь?
– На Трудовой. Это в верхней части, недалеко от Сенной площади, напротив Лингвистического университета.
– Да знаю я город, чай, коренной нижегородец, – хмыкнул Зернов. – Значит, говоришь, зайдем в твою квартиру?..
– В квартиру мы не пойдем, – с прежней стремительностью обернулся Поляков. – Ни к чему светиться. Встанем где-нибудь за углом. Ты сходишь, возьмешь бабки. Снова сядем в машину. Поедем в тихое местечко, пересчитаем все. Потом вернем тебе паспорт и протокол.
– Какой протокол? – задрожал голос Воропаева. – Мы ж вроде решили... вроде решили не...
– Не, не, – успокаивающе протянул своим густым баском Поляков. – Это только для страховки, чтоб ты нас не кинул, понял? А когда вернешься с деньгами, произведем обмен ценностями. Ты подумай – я тебе дело предлагаю.