Репетиция
Шрифт:
– Сдавайтесь, вы окружены!
– произнес из темноты глухой, как через вату, голос Феди.
"Молодец," - подумал Раевский.
– - Ну, блин, ты даешь, - сказала Вера.
– - Оружие сдать Раевскому!
– продолжал командовать Голубков.
Прежде чем девушки, ослепленные лучом фонаря, хотя бы пошевелились, Раевский ласково, но крепко взял Асю за запястье, другой рукой разжал ей пальцы и отобрал пистолет. Ножика в руках у Веры уже не было, и Раевский забрал коньяк.
– - Пошли, - сказал Федя, выходя
– Постреляем у реки, пока там не совсем стемнело.
6
Еле ощутимый ветерок донес слабый запах пороха - недавно Федя рванул еще один взрывпакет. Тяжелые от влаги платья - цвет их терялся в сумерках, висели на суку. Одежда Раевского и Феди была свалена на бревне, за которым тлел небольшой костерок, дымом разгоняя комаров. Пришпиленный к стволу ели, ветви которой были обломаны по крайней мере на высоту двойного человеческого роста поколениями отдыхающих, смутно белел лист бумаги - мишень. Посередине угадывался контур - пока Ася светила фонарем, Вера изобразила фломастерами зеленую лысую голову гуманоида с красными глазами. Угадывалась сыпь многочисленных пробоин.
Раевский докурил, по песчаному откосу спустился обратно к реке. В одиночестве он чувствовал себя неловко.
У воды было гораздо теплее, чем наверху. Над широким плесом тихо клубился пар.
Феди и девушек не было видно. Но из-за поворота реки донесся неожиданно звонкий голос Веры.
– По мне, так сейчас самое время этим заниматься. Через пять лет у нас никакой жизни не будет от СПИДа.
Подул ветерок, колыхнулись испарения над черной водой, зашелестела листва, и ответных реплик Раевский не услышал. Он зашел в воду поглубже, поплыл.
Миновав излучину, Раевский увидел остальных. Над водой выступали только головы, хотя глубина реки в этом месте, как он успел уже убедиться раньше, была отсилы по пояс.
– - Привет, - сказал Раевский.
– - Привет, - откликнулась Ася.
Вера просто выставила два пальца из воды. Буквой V, "victory".
Эти ничтожные знаки внимания отозвались в интеллигентской душе Раевского жаркой волной благодарности. Его психологическое состояние вообще заслуживало особого анализа.
Ведущим, пожалуй, было чувство доверия. Доверяли и доверялись ему, доверял и доверялся он. Что могло быть более убедительным знаком этого, чем свободное от повседневного прикрытия и защиты, по лягушачьему голое человеческое тело в сумерках на берегу медленной реки - ведь даже те тряпицы, которые носят на пляжах, прикрывают все-таки наиболее уязвимые места. Эротика, которую в таких обстоятельствах не следовало подчеркивать (кто поступил бы иначе, выставил бы себя на посмешище), будучи загнана вглубь, тысячекратно усиливала другие эмоции. Доверие, так то просто достигало степени восторга.
Тем не менее даже тогда какая-то часть "Я" Раевского продолжала рассуждать
... Федя, думалось, относился ко всему просто. Девчонки вообще не размышляли, в их возрасте живут эмоциями. Но каков переход! От колючей игры в террор, там, в глубине леса, от спортивного азарта на берегу, к этому пароксизму взаимного доверия и любви к ближнему! Пока нас отделяет друг от друга только упоительно-теплая вода, да тонкая пленка кожи, мы - почти одно, словно вода, текущая между нами - это волшебный клей, который может соединить в одну семью разобщенное человечество.
Раевский не мог не задуматься о связи своих переживаний с терроризмом. До тех пор, пока в террористическом подполье не было женщин, оно влачило жалкое существование. И лишь когда они появлялись (не важно, какую роль при этом играя - всеобщей жены, сестры или матери) организации становились по-настоящему страшными. Возникала Семья, которая могла противостоять всему миру...
– - Куда впадает эта река?
– спросила Ася.
– - В Лугу, - ответил Федя.
– - А Луга?
– - В Балтийское море.
– - Значит, если плыть по течению, можно доплыть до моря?
Ася, оттолкнувшись ото дна, скользнула на более глубокое место и, перевернувшись на спину, попыталась плыть в таком положении. В пресной воде ее тело, однако, тонуло, и ей пришлось заработать ногами. Вдруг, точно отзываясь на шум, недалеко, может быть, метрах в тридцати или пятидесяти, за следующим поворотом реки, взревел мотоцикл. Ася от неожиданности встала. Здесь тоже было не слишком глубоко.
– - Что это?
– - Это местные. Нам, пожалуй, пора...
– сказал Федя.
Сердце Раевского колотилось. Он с детских лет не любил грубого насилия. Нечто подобное, наверное, испытывали и остальные. Плыть, да еще против течения, в таких обстоятельствах было бы слишком долго, поэтому все четверо выбрались на берег и, ругаясь шепотом, когда босая нога попадала на сучок или шишку, поспешили к своей одежде.
Одевшись, они в какой-то мере успокоились, тем более, что местные, как заметил Федя, скорее всего находились на противоположном берегу. Ася предложила пойти разведать, что же все-таки творится ниже по течению. Согласие было общим, хотя и молчаливым. Взяв пистолет и два еще не использованных взрывпакета, пошли смотреть.
Действительно, за следующей излучиной были местные. Четверо парней по пояс в воде тащили бредень. Пятый, здоровенный, как сказочный Добрыня, детина в семейных трусах и солдатских сапогах с обрезанными голенищами, стоял на берегу и светил фонарем. Отгоняя комаров, детина махал свободной, широкой, будто лопата, рукой.
– - Не слабо, - шепнула Вера.
– - А если их пугнуть взрывпакетом?
– влезла с предложением Ася.
– - Они же местные!
– сердито шепнул Федя.
– - Поймают, дура!
– прокомментировала Вера.