Реплика в зал. Записки действующего лица
Шрифт:
Миша меня выслушал, повел лохматой бровью и спросил неторопливо: "Ну и что смущает? Очень логично. Документ понятие емкое".
– Но ведь придерутся - спер, скажут.
– Тогда в пьесе по документам вообще можно придираться к каждой реплике. Важно же, какие документы отбраны, как осмыслены, в какую конструкцию включены, как двигают действие. Действительно, у документов - много авторов, а в пьесе по документам - один, тот, что на афише. Впрочем, чтобы не казалось, я обычно пишу небольшое послесловие, комментарий такой - объясняю "условия игры". Сочини кратенький комментарий, скажи о принципах твоего подхода и опубликуй
Осталось поблагодарить Шатрова за дельный совет. В тираже "Ясной Поляны", изданном Авторским обществом, а потом и в журнале "Театр" N11 за 1973 год, где была опубликована пьеса, есть послесловие - "От автора". Приведу его, сделав совсем небольшие, не меняющие смысл купюры:
"Трудность при написании драмы "Ясная Поляна" состояла не в скудости или отсутствии материала, а, напротив, в его обилии. Трудность заключалась в отборе. А потом уже в конструировании отобранного - чтобы отжатое в пьесу сложилось в произведение действенное и увлекающее, несущее заряд эмоциональности и идейности.
Сцена выдвигала свои требования, звала к самоограничению в интересах театральной стройности. Отсюда, например, выпадание из рассказа ряда реальных лиц, участников подлинных событий. Отсюда и персонажи типа Музыкант, Писатель, Помощник - концентрация черт нескольких музыкантов, писателей, помощников и секретарей, бывших в Ясной Поляне и оставивших свои свидетельства.
В пьесе едва ли сыщется много реплик - и развернутых, и самых кратких, которые бы на самом деле не звучали в Ясной Поляне или не были предопределены разного рода документами и подтверждениями. В этом, кстати, смысл использования и отдельных мест из самого автобиографического сочинения Л.Толстого - незаконченной им пьесы "И свет во тьме светит".
Но, конечно, я оставил за собой право компоновать события и сцены, текстовые и фактологические данные источников в соответствии с собственной творческой задачей.
Хотелось хотя бы в малой степени донести до зрителей живые черты толстовского образа, обрисовать его окружение, попытаться выявить в зримом действии те пружины, которые напрягали и двигали яснополянский конфликт, в подтексте которого крылись причины широкого исторического плана, помноженные к тому же на своеобразие гениальной и противоречивой личности, показать средствами драмы события последних лет жизни Л.Толстого".
Интересно, что позже драматург Исидор Шток посчитал ту "деревенскую" сценку, об озабоченности которой говорилось выше, для моей пьесы совершенно ненужной, а Борис Бабочкин назвал среди самых необходимых.
Табу на Льва Николаевича
В нашей 2-й немецкой группе на филфаке среди крайне ограниченного круга лиц мужеского пола одно лицо было круглое, губастое, доброе и для того времени, как бы сейчас сказали, знаковое. В том смысле, что в лучший университет страны, при диком конкурсе, без взяток и протекций был принят паренек из самой-самой глубинки, из глухой деревни, где единственную газету - "Учительскую" - получала учительница. Звали его Аркадий Баландин. На первом курсе Аркаша еще называл рояль столом - из-за общего сходства, а вскоре после пятого успешно защитил кандидатскую диссертацию по фольклористике. Мировую культуру все пять лет обучения он постигал с огромной скоростью. Это было даже видно. Подвыпив в день стипендии
Нечто сходное сложилось в те времена, когда затеял "Ясную Поляну", вокруг фигуры Льва Толстого. Кого хочешь трогай - хоть самого Пушкина, хоть нашего буревестника Пешкова, хоть Лермонтова с Грибоедовым или Тургенева с Чеховым, но Льва Николаевича - ни-ни! Не надо. Почему? А вот не надо...
Даже искусство экрана, которое в этом деле, казалось бы, дало театру сто очков вперед, породив целое жанровое направление, которое так и назвали - "биографический фильм", даже оно почитало писателя Толстого фигурой для себя неприкосновенной. Немой фильм 1914 года, вызвавший протест семьи и сразу сгинувший, в счет можно не принимать.
Будто бы кто табу наложил!
Некоторые из наложивших, впрочем, известны.
Вот пьеса "Ясная Поляна" опубликована. И вскоре передо мной возникают народный артист СССР, дважды лауреат Государственной премии Владимир Самойлов и талантливый режиссер, тоже со многими регалиями Вячеслав Никифоров. Пришли с идеей поставить по моей пьесе четырехсерийный телефильм. В роли Толстого хочет сниматься Самойлов. Не буду ли возражать?
Я не идиот, чтобы возражать. И Самойлов - актер замечательный, и режиссер в творческом смысле - вне подозрений. Согласен. Давайте!
Они понесли свое предложение на телевидение.
Во главе всего советского телевидения стоял тогда Сергей Георгиевич Лапин, бывший посол в Австрии и Китае, бывший Генеральный директор ТАСС, говорили, что фаворит Брежнева.
Однажды, к слову, уже в восьмидесятые годы, я оказался у него в кабинете, пришел в связи с какими-то вопросами по "Кинопанораме" - была тогда такая популярная телепередача о кино, которую я вел по очереди с Эльдаром Рязановым.
Хозяин кабинета долго молчал, повесив старую голову между плеч, и на меня не глядел. О подать руку идеи у него не было. Потом голову поднял и спросил: "Зачем пришли?"
Надо учесть, что в этом кабинете я был как бы представителем от мира кино, непонятно как залетевшим в славный мир телевидения. А Лапин как руководитель телевидения находился в неубывающем конфликте с министром кинематографическим - Ермашом. Последний считал, что новые фильмы надо сначала год-другой прокатывать в кинотеатрах, получить с них доход, а только после этого передавать телевидению. Лапин же хотел получать новые фильмы сразу и сразу показывать по ТВ. Надо же было такому случиться, что именно в день моего визита, с утра они слехстнулись в ЦК, где был поддержан Ермаш! Лапин, когда я явился, как раз переживал поражение. Его следующая тирада оказалась злободневной и тематически заостренной:
– Это еще надо проверить, - выкрикнул он по-молодому, - говорил ли Ленин, что из всех искусств для нас важнейшим является кино! Это еще надо доказать. Это Луначарский так записал, якобы с его слов! А что Ленин действительно говорил про кино - неизвестно!
В первый и последний раз я стал тогда свидетелем, как в высоком кабинете, в таком высоком, что из него буквально вся страна видна, запросто сотрясают основы ленинизма.
Для такого смелого афронта надо было очень уверенно себя чувствовать...