Реплика в зал. Записки действующего лица
Шрифт:
Рассказал ему историю, связанную с ним и Рязановым, - он не знал. Она случилась на заключительном этапе моего заведования отделом литературы и искусства в газете "Труд". "Труд", напомню, был главным печатным органом советских профсоюзов.
Однажды от главного редактора поступило задание: ехать в центральный штаб руководящей нами организации - в ВЦСПС, и вместе с секретарем по идеологии смотреть новую комедию "Зигзаг удачи". Потом следовало дать свое заключение. По слухам, в фильме содержалась клевета на профсоюзных работников.
Главным идеологом тогда была дебелая особа, привезенная в Москву из Иваново ткачиха, по
Когда просмотр закончился, ко мне бросились растерянные мужчины в строгих пиджаках, - видимо, они, желая отличиться, и подняли волну в защиту профсоюзной чести. Шеф ушла, свое мнение они сформулировать были не в состоянии, - вся надежда у них на меня. Если разнесу картину, они - на коне. Но я сообщил, что мне фильм не просто понравился, а очень понравился.
Начальственное неудовольствие лентой вызвал один образ - профорга в маленьком коллективе фотомастерской. Эту роль обаятельно и с изящным комизмом исполнила Валентина Талызина. То, что она смешная - бдительные профсоюзники догадались и это осудили, а то, что еще добрая, трогательная, симпатичная, не разглядели. А еще в этом талантливом фильме были заняты Евгений Леонов, Евгений Евстигнеев, Алексей Грибов, Ирина Скобцева, Нина Сазонова, юная Теличкина - не слабо, правда?
Обступившие меня ребята сильно приуныли, поняли, что на этот раз с бдительностью не угадали. Но попросили все-таки изложить аргументы на бумаге и прислать им и, по возможности, не затягивать.
Что я и сделал, вернувшись в редакцию. В результате вопрос тихо закрыли. Так никто и не узнал, что профсоюзы чуть было не затоптали "Зигзаг удачи".
Драматургический дар Эмиля Брагинского восхищал меня с тех еще пор, когда в театре имени Станиславского увидел его первую пьесу "Раскрытое окно" с двумя незабываемыми Евгениями на сцене - Леоновым и Урбанским. Следующие его сочинения, в том числе и те, конечно, что были сделаны вместе с Эльдаром Рязановым, только укрепляли его дрматургический авторитет в моих глазах. Предполагаю, что и он относился ко мне с симпатией...
"Прогрессивная кинематографическая общественность" посмеивалась над склонностью Суркова уснащать каждый номер журнала непременной долей идеологического кадения и политического звона. В каждом номере присутствовали рубрики типа "Готовясь к съезду КПСС", "В партийном строю", "Духовный мир современника и экран", "Проблемы века - проблемы художника", "Традиции, уходящие в завтра", "Не архив - арсенал" и т.п. Тем не менее, авторитет издания в серьезной творческой среде был вполне осязаем, лучшие перья, светлые головы не отказывались с ним сотрудничать.
Здесь я узнал Сергея Юткевича, Ростислава Юренева, Яна Березницкого, Илью Вайсфельда, других несомненных мэтров критического и теоретического цеха тех времен. Читая их тексты как редактор, у них учился.
Было понятно, что Евгений Сурков, подбирая авторов, решая кому какую статью заказать, словно нажимал клавиши на некоей просторной клавиатуре. Писать о фильмах, так сказать, прямого пропагандистского звучания, зачастую даже не отмеченных талантом, но требующих отклика по конъюнктурным соображениям, он приглашал журналистов, публицистов, критиков из периодических изданий. Когда же появлялось что-нибудь "вкусненькое", настоящее, имеющее отношение к искусству ,
Сам же небольшой штат журнала составляли в основном люди молодые. Молодые и яркие, образованные, хорошо пишущие. Например, Юрий Богомолов делал первые шаги на литературно-критическом поприще именно в редакции на Усиевича, 9.
Или позвонил однажды драматург Исидор Шток (он знал мои пьесы, они ему нравились), попросил посодействовать в приеме на работу своего зятя, Сашу Дорошевича. Зять пришел познакомиться. Оказался знатоком языков и американского кино. Мое содействие выразилось в том, что я подробно проинструктировал его, как следует построить разговор с главным редактором, что следует говорить для успеха дела, а о чем лучше не надо. Все получилось как нельзя лучше. Дорошевича в штат взяли, и это оказалось тогда одним из лучших кадровых приобретений.
Вспоминаю Диму Шацилло - скромного, застенчивого, изможденного. Он писал много и профессионально крепко. Его большая, полемически острая статья "Классика на марше" произвела немало шума в определенных кругах, либерально настроенная общественность ее не приняла. Надо сказать, что Сурков основательно приложил к ней руку: правил, дописывал. Но шишки посыпались на бедного Диму. Тем не менее, молодого критика заметили, стали ждать новых выступлений.
Но его подвело здоровье, он чем-то тихо болел, хотя вида не показывал. Перешел в издательство "Искусство", устроился там на самую младшую редакторскую должность.
Периодически на него "накатывало": он вдруг принимал себя за большого начальника. Тогда он начинал обзванивать знакомых и любезных ему авторов, предлагая срочно принести заявку и заключить договор на новую книгу. В те времена, когда авторы десятилетиями ждали такой для себя возможности, Димины звонки свидетельствовали как о щедрой доброте его натуры, так и о явно нездоровых сдвигах в его сознании. Звонил и мне. Я благодарил и не ехал. Все было понятно. Потом он надолго обо всем забывал, пока снова не "накатывало".
Он рано ушел из жизни, оставив по себе добрую память.
Взъерошенным сатиром с клочковатой бородой, картавя, похохатывая, всегда в легком алкогольном возбуждении пронзал редакционный коридор Андрей Зоркий. По ходу он впадал в открытые двери комнат, ни в одной из которых у него не было постоянного места, громко там о чем-то картавил и устремлялся дальше- в апартамент Суркова.
Андрей назывался специальным корреспондентом при главном редакторе. Он взрос в кинематографической среде и в ней же расцвел. Он знал всех и все знали его. Он был не обычный критик, способный на дельную рецензию, а был, я бы сказал, журнальным кинематографическим писателем. Он не только анализировал тот или другой фильм, сообщал о событии или о творческой персоне, а создавал образ фильма, события, персоны. Что-то моцартианское в нем все-таки было...