Репортаж не для печати
Шрифт:
– Последнее время мне все чаще приходит в голову одна сумасшедшая мысль…
– Интересно, какая же?
– Что в Аксуме, в церкви Святой Марии, находятся два Ковчега.
– Минуточку… Подождите… Вы сказали два Ковчега…, – глаза Пагиры впились в меня с такой силой, что невольно я вспомнил о недавней встрече со смертельно опасной рептилией, едва не ставшей для меня роковой. – Вы ошибаетесь…
– Нет…, – я сделал над собой усилие, преодолевая слабое головокружение и легкую тошноту, подступившую к горлу. – Именно два Ковчега. Один из них – настоящий, с Десятью заповедями. Именно о нем повествуется
Мой выпад неожиданно для меня самого, попал точно в цель. Я подумал о том, что если бы находились сейчас на боксерском ринге, то Пагира сложился бы пополам, рухнув на помост.
– Одну копию, – хрипло сказал он.
Я отрицательно замотал головой.
– Конечно, у меня нет пока никаких доказательств, – безразлично сказал я. – Но, вероятно, они скоро появятся. Доказательства того, что были изготовлены две великолепные копии Ковчега. Одну из них вручили людям Соломона. А вторая могла сохраниться не только до конца восемнадцатого века, когда в Аксуме побывал Брюс, но и позже! Наверное, она и сейчас находится в церкви Святой Марии или поблизости от нее.
– Вы блефуете, – едва слышно прошептал Пагира. Он был похож сейчас на сдувшийся воздушный шарик. – И даете слишком большой простор для фантазии.
– Увы, нет, – с жаром возразил я. – Все факты выстраиваются в одну логическую цепочку. И никакой фантазии.
– Неужели вы пришли к вашим выводам, основываясь только на мемуарах Брюса?
Я отмахнулся.
– Разумеется, нет. Это достаточно длинная история. Но я постараюсь уложиться в четверть часа. Хотя бы для того, чтобы объяснить вам: кто такой Абу Дауд и почему он непременно объявится в Аксуме.
– Хорошо, – согласился первосвященник.
– Тогда наберитесь терпения, – предложил я. – Все началось с обычного вызова к моему боссу и предложения покопаться в одной древней легенде…
Глава тридцатая. АЛЬТЕРНАТИВА
1
Мой рассказ произвел на Пагару сильное впечатление. Особенно в той его части, в которой речь шла о «Черном сентябре» и Абу Дауде.
– Итак, Пагира, я хочу, чтобы вы до конца отдавали себе отчет: Ковчегом Завета хочет завладеть опаснейший преступник, совершивший несколько убийств. Я не удивлюсь, если он уже находится в Аксуме.
Первосвященник возразил:
– Ковчег постоянно охраняется. Он в безопасности.
В свою очередь я не согласился:
– В семьдесят втором году тоже полагали, что меры безопасности на Олимпийских играх являются достаточными и отпугнут террористов. Что из этого вышло – всем прекрасно известно. Сколько человек охраняют Ковчег? Один? Пятеро? Пятьдесят? Они владеют приемами восточных единоборств? Стреляют с двух рук без промаха?
Ни один мускул не дрогнул на лице первосвященника. Внешне он оставался совершенно
Но я не сомневался в том, что Пагира предельно внимательно выслушал мою историю. И сейчас сосредоточенно обдумывал какую-то мысль. Мне показалось, что он колеблется. Все еще снедаемый сомнениями, Пагира предложил нам с Бабиле остановиться для отдыха и обеда в одной из монашеских келий.
– Эта комната сейчас пустует, – объявил он, давая понять, что разговор подошел к концу. – Вы сможете немного отоспаться. Пусть спадет дневная жара. Давайте снова встретимся вечером – часов в восемь.
Пагира поручил нас заботам молодого священника с колючими и жесткими глазами. Я догадался, что Пагира не хочет оставлять меня без присмотра. Монах отвел нас в скромное одноэтажное здание, в котором находилось четыре маленьких комнаты. Три из них были заняты – в них жили монахи. Я заметил, что в каждой келье находились по два священника.
«Да, неплохая у нас охрана», – подумал я и стал с любопытством осматривать комнату, предложенную для ночлега. Впрочем, мой интерес довольно быстро угас: обстановка в помещении оказалась очень скромной, почти спартанской. Сводчатый потолок был таким низким, что я даже втягивал шею в плечи, опасаясь удариться головой. Два матраца, застеленные одеялами, две тумбочки с выдвигающимися ящиками, аляповатая картина, уныло висящая на стене, единственное окно с большой трещиной на стекле…
– Что, Бабиле, нравится? – этим риторическим вопросом я и не пытался скрыть своего разочарования. – Плюс к тому же еще и шесть монахов, трепетно прислушивающихся к любому шороху из наших роскошных апартаментов.
Бабиле не понял иронии, заключенной в моих словах.
– Все священники живут именно так! – серьезно произнес он. – Они постоянно молятся.
– Когда же они охраняют свой Ковчег?
– Днем и ночью. У вас не будет никаких шансов приблизиться к Ковчегу. Пагира никогда не согласится показать священную реликвию.
Через полчаса принесли еду. Она состояла из нескольких рассыпчатых лепешек серого цвета и бобов с тушеным луком и крутыми яйцами, обильно сдобренными пряностями.
– Лепешки называются: «ынджера», – пояснил Бабиле с полным ртом. – Обычно их макают в острый соус.
– Ынджера? – попытался повторить я. – Можно язык сломать.
На вкус лепешки оказались довольно пресными. Бабиле сообщил название блюда с бобами – уот. Было бы сильным преувеличением сказать, что еда мне понравилась, но я терпеливо пережевывал непривычную пищу, изредка прикладываясь к запотевшей от холода бутылке федзе. Утолив чувство голода, я опустил жалюзи на окне и, выбрав один из матрацев, незаметно задремал.
Проспав три с половиной часа, я почувствовал себя хорошо отдохнувшим и гораздо более бодрым. Взглянув на циферблат своего «сейко», я увидел, что до встречи с Пагирой остается еще сорок минут. Долгих, томительных и тревожных, по истечении которых меня должны были поставить в известность о решении аксумского первосвященника.
Я попытался угадать: каким оно будет? Что означали слова, произнесенные Пагирой: «Хоть в этом-то Брюс поступил порядочно»? Быть может, первосвященник имел в виду некую договоренность, существовавшую между Брюсом и эфиопским духовенством о неразглашении тайны Ковчега?