Репортёр
Шрифт:
– Воды!..
Кто-то тут же дал им пить, другие тушили дымившуюся одежду, вытирали с оголенных участков тела сажу и копоть. Марта тоже была рядом, осматривая следы от ожогов и протирая их от копоти и грязи. Но в ее действиях не было суеты, сейчас она снова ощущала себя медсестрой, в чьей помощи нуждаются и взрослые, и дети.
Аслан глянул на пылающий домик и безнадежно махнул рукой:
– Где ж эти «гасичи»? Пока приедут, уже надо будет тушить не дом, а весь лес…
Хотя осенняя земля давно остыла и была прохладной, Алексей сгреб в небольшую кучку опавшие
– Не можна, Альйоша! Zimne[48]. Холодно. Будет плохо…
– Да ладно тебе, – отмахнулся Алексей, подмигнув другу. – Главное – сама держись, а за нас не бойся. Мы с Асланом и не в таких историях бывали.
Марту все время отвлекали две женщины, работавшие в этом детском доме, о чем–то оживленно ей рассказывая, глядя в сторону готового вот–вот рухнуть строения.
– Чего они верещат? – тихо спросил Аслан Алексея.
– Спроси Марту, – Алексею хотелось снова лечь на листья, растянуться на них, чтобы дать спине расслабиться.
– Пора бы уже самому хоть немного понимать, столько времени рядом, – Аслан хотел понять, что так беспокоило этих женщин.
– Они говорят, – тут же пояснила Марта, – что огонь начался, когда дети шли спать. После обеда. Что-то случилось на кухне. Или в электричестве. Огонь пошел сразу по всем комнатам. Эти пани боятся, что наверху может остаться еще один… Kluk…[49] Мальчик. Его не могут найти.
От этой новости Аслан и Алексей подскочили с мест, где они только что сидели, приходя в себя.
– А какого они молчали? – закричал Алексей на Марту.
Не говоря больше ни слова, они снова набросили на себя влажные накидки и бросились к пылающему домику. Где-то вдали послышались сирены пожарных и скорой помощи.
Марта бросилась тоже вперед и перегородила друзьям дорогу:
– Вы оба.., – она не могла найти подходящих слов. – Туда нельзя! Сейчас здесь будут hasicy. Это их работа! Это они…
– Пусть помогают, – Алексей обнял ее и отвел на шаг в сторону. – Так и скажи, что мы уже там. Пусть присоединяются.
И, уже не оборачиваясь, бросились в бушующий огонь. К их удивлению, в коридоре пламени почти не было – здесь уже выгорело почти все. Зато в конце коридора, где была лестница наверх, огонь еще полыхал в полную силу. Остановив своего друга, Аслан первым рванул по пылающей лестнице, Алексей – за ним. Они не слышали, как во дворе уже начали разворачиваться прибывшие пожарные машины, вокруг них сновали люди в специальных комбинезонах и респираторах, готовые вступить в схватку с огнем. А возле них бегала Марта, умоляя быстрее идти на помощь друзьям.
Аслан и Алексей были уже почти наверху, когда и без того шаткая лестница вдруг проломилась – и они оба упали вниз, погребенные рухнувшими на них перекрытиями и остатками самой лестницы, охваченными пламенем…
Когда их вынесли наружу – обгоревших, не подававших признаков жизни, Марта уже не была в силах ни кричать, ни звать на помощь, ни плакать. Она молча опустилась перед друзьями, сразу узнав в одном из обгоревших тел Алексея. Она увидела его руку – безжизненную, лежавшую
– Zimne, Альйша.., – прошептала Марта. – Не можна лежать… Ты будешь болеть… Zimne…
Она взглянула на часы, висевшие на запястье: они шли, бесстрастно отсчитывая время, которое для этих двух друзей, возможно, уже остановилось. Марта попыталась вспомнить, где уже видела эту руку и эти японские часы – подарок, которым Алексей сильно дорожил. Она напрягла память – и в ней вдруг ожила страшная картина: закрытый со всех сторон двор, цинковые гробы, солдатская печка, на ней закипает алюминиевый чайник, а из топки торчит ручка огромного паяльника… Под навесом лежали тела, укрытые блестящей фольгой, пронумерованные и готовые лечь в ящики, аккуратно штабелированные тут же, во дворе… Из-под одной фольги выглядывала рука – такая же черная, безжизненная, с теми же японскими часами.
Марта подняла глаза к небу, готовая закричать: «Боже, где Ты? Если Ты есть, почему ничего не видишь?».
Но в это мгновение ей показалось – нет, она твердо почувствовала, – что Тот, к Кому она обратила свой взор и мольбы, слышит ее и знает, о чем она хотела просить. Марта лишь слабо застонала и, прижав руку Алексея, упала рядом на ту же холодную землю, лишившись чувств…
21
…Марта лежала, раскинув руки и не в силах отвести взгляда от бездонной синевы, раскинувшей над ней бескрайний шатер. Трава была настолько густой, высокой и мягкой, что Марта буквально утопала в ней, а душистый, пряный запах кружил голову. Все вокруг было наполнено жизнью и гармонией: от облаков, величественным караваном проплывавших куда-то на юг, орлов, круживших над седыми вершинами гор, до пчел и мотыльков, сновавших от цветка к цветку, собирая сладкий нектар.
Она прищурила глаза – и солнце сразу рассыпалось на сотни веселых пляшущих искорок. Марта тихо засмеялась, радуясь этой совершенной гармонии и девственной природе. Она ощущала, как все ее тело, каждая клеточка наполнялись светлой энергией, излучаемой всем, что ее окружало: древними каменными башнями, журчавшей внизу речкой, горным разнотравьем, могучими валунами, оторвавшимися когда-то от таких же величественных и могучих скал. Среди этой красы и величия мысли и чувства тоже обретали умиротворение, покой и гармонию.
– А–а–а–а.., – тихо протянула Марта, наслаждаясь чистотой вырвавшегося из ее грудей звука.
Она снова прикрыла глаза, играясь искорками, теперь рассыпавшимися в уголку глаза от нежданно накатившейся слезы. Ей захотелось теперь крикнуть в полный голос, чтобы услышать себя же в многократном эхе, но вместо этого снова протянула тихое и мелодичное:
– А–а–а–а…
Марта сладко потянулась и легла на бок. Ей не хотелось ни о чем думать, а лишь наслаждаться и наслаждаться этой гармонией: слушать музыку ветра, щебетание неведомых птиц, жужжание пчел, вдыхать горные ароматы…