Рерих
Шрифт:
Всякий раз, после подобных путешествий, приходилось возвращаться обратно в Шринагар. Получить разрешение на проход экспедиции в Тибет не удалось, и Рерихи решили, дабы не терять время, подняться как можно выше, в горы, и пусть в обход, но все-таки хоть немного приблизиться к цели своего путешествия. 15 апреля экспедиция направилась в Гульмарг — высокогорную станцию Кашмира, где могла оказаться не прикрытая пограничниками дорога в Тибет.
16 апреля 1925 года Николай Рерих писал В. А. Шибаеву: «Пробиваемся в Лех, но пока безрезультатно… Сейчас стоим под горою, на которой убит Алал Минг. Все письма читаются».
Рерихи все время ощущали над собой контроль, видели противодействие английских колониальных властей
И вот 18 мая 1925 года Николай Рерих уже уверенно написал в Ригу своим сотрудникам:
«Нам разрешен въезд в Малый Тибет. Шли львами и рычали во благо».
Но официальные документы Рерихи смогли получить только в августе. В Риге В. А. Шибаев и будущий участник следующей экспедиции Н. В. Кордашевский все это время безрезультатно пытались наладить продажу индийского чая в Советскую Россию.
Николай Константинович подбадривал их в своих письмах: «5 июня 1925 года. Если Панкосмос [компания „World Service. Pancosmos Corporation“] в течение года не установит продуктивные отношения с Моей страной, то смысл его исчезнет. Значит, не упустите наследство тети Ани [Англии]. Если первая легкая возможность упущена, найдите вторую и решите ее хотя бы и трудно, но безотложно. Помните, Христос и Будда исповедовали Литургию жизни в строительном Труде».
8 августа экспедиция выехала из Гульмарга в Лех и через десять дней оттуда направилась через перевал Каракорум в Хотан. Там было уже рукой подать и до столицы Тибета — Лхасы. Когда город Лех исчез за горизонтом, Николай Рерих написал в своем дневнике:
«Наконец можно окончательно оставить всю кашмирскую ложь и грязь. Можно забыть полуразрушенный Шринагар. Можно забыть, как победители играют в поло и гольф, когда население гибнет в заразах и полном отупении. Можно отвернуться от подкупных чиновников Кашмира. Можно забыть нападение вооруженных бандитов на наш караван с целью задержать его. Пришлось шесть часов пробыть с поднятым револьвером. А в довершение всего полиция составила от нашего имени телеграмму, что мы ошиблись, и нападения не было. Кто же тогда ранил семь наших людей? Можно пожать плечами в ответ на такую невежественность. Даже моравская миссия в Лехе не отстала и уведомила нас о согласии сдать нам один из их домов, если я дам подписку, что не будем заниматься „пропагандой религиозной, полурелигиозной и т. д.“. При этом никто не мог пояснить, что значит таинственная „полу… и т. д.“. Кто же даст подписку в том, что не нарушит никому не понятных пределов „полу… и т. д.“. Обошлись и без помещений миссии — во дворце ладакского короля. Только в горах чувствуете себя в безопасности. Только в пустынных переходах не достигает вас невежественность» [274] .
274
Алтай-Гималаи. С. 145–146.
Преодолев перевал, 14 октября экспедиция вошла в китайский город Хотан, где столкнулась с теми же проблемами, которые задержали ее в Шринагаре.
Первые дни в Хотане не предвещали никаких неприятностей, Рерихи были приняты самим таотаем-губернатором, и в честь Николая Константиновича даже организовали торжественный прием.
«Трудно было поверить, что мы находимся в Хотане — древнем царстве нефрита и одном из самых цветущих оазисов китайской провинции Синьцзян, — вспоминал Юрий Рерих. — Современный город с крытыми базарами и пыльными улочками скрывал облик древнего Хотана, бывшего когда-то очагом буддийского учения и крупнейшим средоточием торговли Центральной Азии.
В древних китайских анналах город известен под именем Юйтьена; местное название его Кустана, или в китайской транскрипции — Чьиу-са-тан-на (Чьиу-тан)» [275] .
Когда,
События развивались стремительно. Вначале Н. К. Рерих пришел в магистрат за разрешением на зарисовки и фотографирование самого города и его окрестностей. Но тут же получил отказ. Николаю Константиновичу сказали, что руководство обратится за инструкциями к генерал-губернатору провинции. Очень раздосадованный всем этим. Рерих решил заявить протест таотаю и напомнить ему о его обещании содействовать работе экспедиции.
275
По тропам Серединной Азии. С. 55.
Тем временем из Урумчи прибыл новый судья, и отовсюду поползли тревожные для экспедиции слухи, что он враждебно относится ко всем иностранцам, хотя и кичится своими современными взглядами.
«Началось! — писал в путевом дневнике Николай Рерих. — Приставленный к нам Керим-бек оказался негодяем. Амбань, тупо улыбаясь, говорит:
— В доме писать картины можно, а вне дома нельзя.
Спрашиваем причины; он опять улыбается еще тупее и повторяет то же самое. Просим его письменно подтвердить его заявление, но он наотрез отказывается. Указываем, что экспедиция послана именно с целью художественной работы и что в паспорте нашем это сказано. Амбань трижды глупо улыбается и повторяет свое необоснованное запрещение» [276] .
276
Алтай-Гималаи. С. 179.
Во всем остальном, внешне, отношения с властями оставались достаточно миролюбивыми.
Вскоре после приема, устроенного в честь профессора Н. К. Рериха, у губернатора заболел младший сын. Елена Ивановна согласилась оказать помощь больному и, взяв лекарства из экспедиционной аптечки, поехала к губернатору. Мальчик вскоре поправился, а спустя некоторое время губернатор-таотай Ma Шао-ву в личной беседе намекнул Юрию Рериху, что доброта его матери спасла участников экспедиции от многих неприятностей в Хотане. Эти недвусмысленные намеки насторожили Рерихов, но так как разрешения на продвижение экспедиции в глубь Тибета все еще не было, быстро покинуть Хотан они не могли.
Спустя несколько дней после приезда в город нового судьи, губернатор неожиданно, вместе со своей свитой и новым судьей, нанес официальный визит в дом, где остановились путешественники, под предлогом выразить благодарность г-же Елене Ивановне Рерих за спасение сына. Губернатор прибыл в сопровождении вооруженной охраны. С самого начала беседы чувствовалось, что у таотая и нового судьи есть какое-то важное сообщение и что-то или кто-то мешает передать его Рерихам. Поэтому Николай Константинович решил пригласить их на чай в комнату Юрия. Он прикрыл двери, ожидая откровенного разговора, но Ma Шао-ву и судью такая обстановка насторожила. Озираясь по сторонам, они внимательно осмотрели комнату и обменялись краткими репликами насчет ящиков, сложенных в углу.
Внезапно таотай кашлянул три раза, дверь распахнулась, и комнату заполнили солдаты, которые выстроились вдоль стен. Рерих посчитав, что, возможно, его экспедиция по каким-то причинам арестована. Но, зная восточный характер, не показал своей растерянности, а только выразил недоумение по поводу такого количества солдат. Таотай в ответ улыбнулся и предложил не обращать на солдат никакого внимания. Разговор продолжился на общие темы, пока, так же неожиданно, судья не заинтересовался китайскими экспедиционными паспортами.