Решальщики. Движуха
Шрифт:
— Спасибо. Тогда, может быть, у тебя найдется время, в которое я смогла бы подъехать, порыться и что-то забрать?
— Да какие вопросы? Приезжай хоть завтра! Тебе когда удобнее — утром, днем, вечером? Хотя… вечером, наверное, тебя ТВОЙ не отпустит?
— Извини, я не расслышала: кто не отпустит?
— Ну этот твой… Винтик-Шпунтик.
— А… Я ушла от Сергея.
— ЧТО? КОГДА?
— Вот уже месяца три как.
— Ни фига себе! И все это время молчала?!. Ой! То есть я хотел спросить: как? почему?
— Это
Беседа Петрухина с бывшей возлюбленной, она же — экс-гражданская жена, затягивалась. Пребывавший в неведении относительно того, какая такая сила смогла заставить напарника пренебречь почти приведенной в действие водкой, Леонид, устав ждать, сначала опростал свой, а затем и петрухинский стаканы. Получилось классическое: «за себя и за того парня».
Купцов потянулся за малосольным закусочным огурчиком и лишь теперь запоздало приметил, что в его сторону направляется персонаж, от встречи с коим на протяжении всего вечера он целенаправленно уклонялся.
Леонид чертыхнулся и даже бросил взгляд на стеклянные двери, но тут же отогнал мысль о постыдном бегстве — при любых раскладах это выглядело бы слишком «по-детсадовски»…
— Ба-а! Узнаю, узнаю старую школу! — неминуемо, аки рок, накатываясь, преувеличенно-радостно провозгласил Пономаренко. — С двух рук пьем? Ай, маладца! Если не ошибаюсь, это называется «по-македонски»?
— Угу. Дуплетом, — мрачно буркнул Купцов. — Здравия желаю, господин полковник.
— Здравствуй-здравствуй, Леонид Николаевич! Это ж сколько мы с тобой не виделись? Полгода? Больше?
— Где-то так.
— Ну давай, что ли, за встречу?
— Почему нет? — пожал плечами Купцов.
Бывший подчиненный налил бывшему начальнику.
Чокнулись, выпили, закусили…
— Значится, ты теперь на Брюнета пашешь?
— Так же как и вы, насколько я понимаю? — дерзко и «по-еврейски» ответил вопросом на вопрос Купцов.
Пономаренко огорченно вздохнул:
— Вот, сколько я тебя помню, Леонид Николаич, в твоем служебном табеле были сплошь пятерки. Кроме отметки за поведение. А все почему?
— И почему?
— А на язык не сдержан. А ведь молчание, как известно…
— Знаю-знаю! — перебил бывшее руководство Леонид. — Молчание — лучший довод в споре с руководством.
— Это откуда? — расхохотался Пономаренко. — Надо будет запомнить. Народная мудрость?
— Можно и так сказать. Народ, он ведь не из одних только костромских крестьян. Как ни странно, купцы, полицейские и чиновники тоже им являются.
— Вижу, Брюнет не ошибся, когда взял тебя на работу. Дела с убийством Нокаута, а потом Людоеда — это ведь ты поднимал?
— Всем коллективом. С полу подымали, — рассеянно кивнул Леонид, наблюдая за тем, как Яна Викторовна, высвободившись
На воде слепил жаркими огнями и гремел не менее жарким рок-н-роллом «Океан». А здесь, на набережной, суля к ночи нагонную волну, противно завывал скандинавского происхождения борей и пронизывающе тянуло холодом от черного зеркала Невы. Левый берег которой с наступлением сумерек призрачно окрасился мерцающей ледяной подсветкой Эрмитажа.
Перебравшись с корабля-бала на прозу-сушу, Асеева не успела пройти и десятка метров вдоль выстроившихся в линию, словно на параде, «крутых» и «крутых с крутыми номерами» тачек, как вдогонку понеслось близкое к отчаянному:
— Яна Викторовна! Подождите!
Юрисконсульт удивленно обернулась и…
И ничуть не удивилась, разглядев в темноте силуэт приближающейся знакомой фигуры.
Через пару-тройку секунд фигура материализовалась в Купцова и, тяжело дыша, задала глупейший вопрос:
— А вы что?.. Уже уходите?
— Как видите.
— Совсем? — последовало еще более глупое уточнение.
— Да, Леонид Николаевич, мне пора. Обещала своим вернуться не очень поздно.
— Так ведь совсем детское время?
— Вот я и собираюсь посвятить детское — детенышу, — пояснила Асеева.
Они стояли друг напротив друга: Леонид молчал, лихорадочно собираясь с мыслями, юрисконсульт терпеливо, но с легкой насмешинкой ждала.
— Яна… я… Скажи: что вообще между нами происходит? Я… я чем-то обидел тебя?
— Нет, Лёня. Никаких обид, — покачала головой Асеева. — Просто…
— Просто что?
— Знаешь, мне очень жаль, что в тот раз я поступила столь необдуманно. Поверь, ты мне… симпатичен, очень даже симпатичен. Но… Кажется, я это уже говорила?.. Но это совсем не означает, что между нами может…
Яна осеклась на полуслове, будучи не в состоянии сформулировать.
— Говорила. Но я так и не понял: почему? Почему между нами… не может? — угрюмо вопросил Купцов и сделал пару шагов в сторону, уступая дорогу выкатившемуся с парковочки шестисотому «мерину».
— Возвращайтесь-ка вы на борт крейсера, Леонид Николаевич, — мягко, но настойчиво попросила Асеева. — И подыщите себе другую… морячку. Уверяю, там сейчас достаточно свободных… хм… экземпляров. С куда как более выгодными тактико-техническими, а главное — морально-волевыми качествами.
— Можно я хотя бы провожу? До метро?
— А вы не слишком наблюдательны, — лукаво прищурилась Асеева.
— То есть?
— Я сегодня пила исключительно соки. А следовательно — я за рулем.
— А где же ваша?.. — Леонид обвел глазами модельный авторяд в поисках канареечного цвета «шкоды».