Решающий шаг
Шрифт:
— Откуда? — спросил Эзиз, пользуясь тем, что Джунаид умолк, словно задумавшись над своими словами.
— Вот об этом я и хочу сказать, - продолжал старый хан. — Сегодня сила в наших руках. Но надолго ли? Если мы не воспользуемся этим смутным временем для того, чтобы укрепить свое положение, не останется у нас ни ханской власти, ни ханского достоинства и ничего такого, что выделило бы нас среди обыкновенных смертных. Мы пережили уже такое...
— ...в царское время, — подсказал Эзиз.
— Ты угадал мою мысль. В чьих бы руках ни оказалась власть — в руках русских богачей или русских бедняков — для нас это будет не лучше,
Эзиз понял, что Джунаид-хан имеет в виду какое-то большое государство, и удивленно спросил:
— Значит, наша надежда — не повелитель Афганистана, не Хабибулла-хан?
— Наши соседи Афганистан и Иран не смогли бы оказать нам помощи, даже если бы захотели. Разве устоять им против России? Нет, мой брат, спасти нас может только одна держава, это... Англия.
«Англия?..» — Эзиз насторожился. С детства он знал, что туркменам издавна ненавистны англичане — захватчики восточных стран и поработители мусульманских народов; про коварного и подлого человека туркмены говорили — «как англичанин». И вот теперь Джунаид-хан советовал искать опору ханской власти в Англии, у этих коварных людей. Эзиз растерянно смотрел на своего названого брата и союзника, не зная, что ответить ему.
— Господин хан, — сказал он, когда уже надо было что-то сказать, — я знаю поговорку: «У кого опорой гора, у того железное сердце». Неплохо бы опереться на силу оружия большого государства, но... Но разве можно доверять англичанам?
— Хотим мы этого или не хотим, — ответил на его сомнения Джунаид-хан, — а, по моим сведениям, англичане скоро придут в Закаспийскую область, чтобы навести здесь порядок. И, конечно, погонят они своих солдат проливать здесь кровь не ради нас, ханов. У них свои расчеты. Немало захватили они мусульманских стран, — почему не воспользоваться нынешней слабостью России и не оторвать от нее Туркестан? Здесь тоже немало всяких богатств: хлопок, шерсть, каракуль, ковры... Есть на чем поживиться английским купцам и промышленникам. Как ты думаешь, Эзиз-хан? Я тоже много думал над этим и пришел к мысли, что для нас это даже выгодно. Пусть наживаются англичане, — если мы останемся ханами, на нашу долю тоже перепадет немало. Золото, звонкую монету будем выручать от торговых дел. У меня вон лабазы забиты разными товарами, а куда их денешь? Не на советские же ничего не стоящие бумажки продавать шерсть, каракуль. А главная наша выгода в том, что англичане не будут посягать на нашу ханскую власть, как это несомненно сделают большевики.
Эзиз больше не возражал и только слушал старого хана, как видно, весьма осведомленного в вопросах политики. Он уже и сам понимал, что без поддержки извне трудно стать ханом, а удержать в своих руках власть — и того труднее. Между тем Джунаид-хан откровенно рассказал, что он уже вошел в соглашение с англичанами и вполне осведомлен о планах английского командования в Иране ввести войска в Закаспийскую область. Когда же он сообщил, что англичане гарантируют сохранение ханств, недоверие Эзиза было окончательно сломлено: ради титула хана и власти он готов был служить хоть самому дьяволу.
Громко приветствуя хана, в комнату вошел здоровенный бородатый детина с патронными лентами на груди, револьвером у пояса и винтовкой за плечом. Это был, по-видимому, сотник. Он коротко доложил:
—
Джунаид не побледнел от гнева, не закричал. Ни одна жилка не дрогнула на его лице, только слегка потемнел зрачок его острых глаз. Спокойным голосом он приказал:
— Возьми сотню джигитов и отправляйся с ними в аул. Всех, кто мужского пола, уничтожь. Кибитки сожги. Имущество разграбь. Женщин и скот приведи сюда. О выполнении доложишь завтра, не позже утренней
— Слушаю, хан-ага! — ответил сотник и вышел, повернувшись на одной ноге.
А Джунаид-хан, словно ничего не случилось, продолжал разговор.
В то время предводители хорезмских племен Гулам-Али-хан и Гоч-Мамед-хан, вербовали нукеров, собираясь выступить против ташаузского деспота. Они говорили: «Чем Джунаид-хан лучше нас? Он ни во что нас не ставит, с нами не советуется, а кто дал ему власть, как не мы? Мы сами ханы!» За ними тянулся и Килыч-Нияз. И только Черик-бай оставался острым и верным оружием Джунаида.
«Круто! — подумал Эзиз, услышав ханский приказ. — Убивать сотни людей, сжигать кибитки, сотнями забирать женщин из-за одного только дерзкого слова!.. Но, поразмыслив, решил: — Жестоко, но — правильно. Расправиться с одним аулом — сотни других изъявят покорность. Так и должен поступать хан, знающий свою силу!»
В своих размышлениях Эзиз был недалек от истины: жестокая расправа над жителями непокорного аула была прежде всего рассчитана на устрашение Гулам-Али-хана и Гоч-Мамед-хана.
Долго беседовали два хищника, изливаясь в братских чувствах и поучая друг друга искусству управлять полуразбойничьими, полурабовладельческими ханствами. Оба и в самом деле были искренни в своих излияниях, ибо хорошо понимали, что падение одного ослабит другого. Во время беседы Джунаид бросил перед Эзизом несколько маленьких шелковых платочков, шириной в четыре, длиной в шесть пальцев. Эзиз посмотрел на них с удивлением. Хоть он был и неграмотным, но разобрал на платочках цифры: 10, 100, 500. Такие цифры он привык видеть на бумажных деньгах. Он взял один из платочков и, рассматривая его, спросил:
— Что это, господин хан?
— Платок.
Эзиз еще раз пристально посмотрел на цифры.
— Нет, господин хан, таких платков не бывает.
— А что же это?
— Не знаю, но на них печать, они похожи на деньги.
— Похожи?
— Похожи.
Джунаид-хан действительно выпустил свои деньги из домотканого шелка. Красивые, прочные, они были особой гордостью хана. Услышав ответ Эзиза, он не мог сдержать самодовольной улыбки.
Эзиз решил: «Если Джунаид выпустил шелковые деньги, то я выпущу ковровые!»
Наконец, жирный плов с курицей и зимняя ташаузская дыня «старая дева» заставили отяжелеть не спавшего уже в течение нескольких суток Эзиза. Он то и дело прикладывался к трубке кальяна, мучительно зевал. Как только Джунаид оставил его на ночь одного, он повалился на бархатный тюфяк и, вспомнив еще раз Чары Чамана и оружие, погрузился в крепкий сон.
Тем временем в ауле, отказавшемся признать над собой власть Джунаид-хана, и в другом ауле, куда к вечеру этого дня прибыл со своим караваном Чары Чаман, шли события своим чередом.