Решебник по меланхолии
Шрифт:
– На чёрный день – так он говорил.
День настал, а карточка так и не пригодилась. Карточка… лицензия… карточка…
Меня как током подбросило. Долго не мог разблокировать телефон. Гудки.
– Алло?
– Тоня!
– Слушай, я тут поспрашивал в конторе, короче, дело – дрянь. Тебе нужен юрист покруче и…
– Стой! Скажи, лицензия позволяет убить кого угодно, даже президента?
– Ну да, ты там умом тронулся?!
– А
На минуту я решил, что связь пропала, потом услышал отдалённые голоса и шелест бумаг.
– Сеня, ты гений! Она у тебя? Так, ноги в руки и дуй ко мне, документы не забудь.
– Понял. Скоро буду. Давай.
В комнате сделалось душно, кружилась голова, я по стенке выполз на балкон, оперся на перила и запрокинул голову. С востока подул сильный, холодный ветер. Я стоял, зажав в ладони жёлтую карточку и не мог надышаться.
«Ветер крепчает. Значит, жить старайся».
Государство
– Странное место.
– Не то слово.
– Какой-то *вырезано цензурой* дом.
– Куда ближе к истине.
Хозяйка квартиры – моя добрая подруга. Жила одна и часто устраивала вписки. Высокая, полнотелая, что называется, кровь с молоком. При этом, черты лица у неё были тонкие.
Мы познакомились, когда мне было тринадцать, а ей пятнадцать.
Славная девушка, что в переводе на русский значит: «нахер отбитая». У старшой был сложный характер, взрывоопасный как баллон керосина.
Я, да ещё один паренёк, звали её сестрицей. Другие не звали, но она приходила сама. Била мокрой тряпкой особо зарвавшихся посетителей. Приводила в чувство обморочных девочек. Мальчиков тоже приводила, иногда.
– В окошко выкину!
– За что? Ань.
– За порчу!
– Я не наводил.
– За порчу государственного имущества!
Государство – трёшка на окраине города. Неплохой ремонт, газ, вода, интернет. Вечное сборище асоциальных типов и маргинальных личностей. Подобных мест много, в любом городе они есть. Но такого я не встречала ни до, ни после.
Там мирно уживались нефоры и чёткие пацанчики, приличные тоже бывали. Балкон восхитительно пропах сигаретами и дешёвым, на разлив, пивом. Мы все вместе напивались, смеялись, утром драили пол.
Кирилл – тот парень, что звал Аню сестрой. Плотно оккупировал кухню и кухонные шкафы. Три года мы пили чай. Он, я и Аня. Маленькая неродная семья.
– Ну, бывай.
– Бывай.
Уехал Кирилл. Через год Аня. Потом пришёл мой черед. Не стало вписок и Государства. Государства, которое я звала убежищем. Государства, которое многие звали вторым домом.
Люби
– Ма-ам. Где моя розовая обезьяна?
– Твоя баба? В каком-нибудь притоне.
– Сотый раз говорю: «Нет у меня девушки».
– А парня?
– И парня нет! Где Маня?
Маней звали мою первую игрушку – плешивая обезьянка с малиновыми боками, серой мордашкой и кепкой из сине-жёлтых долек.
Это была дружба, воспетая в романах. Всегда вместе, всегда вдвоём. С первых дней жизни, мы были, что одно.
А потом началась школа.
Гимназия, подготовительный класс. Мне разрешили взять Маню с собой. Там много кто игрушки принёс. У белокурого мальчика был самосвал, огромный, с человечком внутри, такой, что все сразу поняли – мальчик крутой. И этот крутой сказал, что моя игрушка страшная, пыльная, и сама я похожа на обезьяну. Оказывается, «обезьяна» – плохое слово. Все смеялись.
– Зато с ней весело!
Манька могла висеть вниз головой, цепляясь за перекладину самым кончиком хвоста. А ещё прыгать с большой высоты и не разбиваться.
С ней мы строили города из книг и подушек и полосу препятствий. Проходили по очереди. У Мани получалось лучше, я не завидовала.
Только это дома. В школе каждый день кто-то приносил новые классные вещи: набор из киндера, куклу барби, настоящий гаечный ключ. Они и в подмётки не годились мой Мане, верной и смешной. Но никто не знал этого и не хотел слушать. Мне стало грустно.
Пятнадцать лет назад я посадила свою первую подругу на полку и больше не снимала.
***
– На чердаке глянь.
Там лежали три старые коробки, ещё с переезда. В одной из них лежала она – маленькая и потрёпанная, состарившаяся даже больше, чем я.
– Привет. Прости, что так долго.
Спустя полчаса на чердак заглянула мама. Она увидела, как её взрослая дочь сидит на полу, прижав к груди малиновую обезьянку и плачет навзрыд.
– Вот поэтому ты и не замужем!
Красная в шапочке
– Серый сказал: «Для сугреву», я и…
– Потом?
– Домой пошла.
– В протоколе другое записано.
Гражданка П. П. Шапочкина и гражданин С. С. Волков распевали матерные частушки под окнами «ООО Фея-крестная», вломились внутрь и вынесли две пары сапогов-скороходов, при попытке бегства упали в колодец, где и были найдены сотрудником ППС.
– Но пирожки донесла?
– Бабушка – это святое!
.
.