Республика Дракон
Шрифт:
– Значит, и рисковать придется только мне. Как мило.
– Мы тебя не бросим. Обещаю, если все пойдет не так, мы тебя вытащим. Добьешься ты успеха или нет, воспользуйся одним из разработанных путей побега из дворца. Капитан Эриден будет держать «Неумолимого» наготове, чтобы покинуть Лусан за несколько секунд, если понадобится.
Рин всмотрелась в схему. Осенний дворец был безнадежно огромным и напоминал заключенный в раковину лабиринт – спиральное скопище узких коридоров и тупиков, во всех направлениях разбегались изгибающиеся проходы и туннели.
Пути
При мысли о том, что придется снова его принять, Рин поежилась.
– Вас послушать, так это просто, – сказала она. – Почему же никто до сих пор не убил Дацзы?
– Она императрица, – ответил Вайшра, как будто это все объясняло.
– Она всего лишь женщина, обладающая единственным талантом – красотой, – возразила Рин. – Не понимаю.
– Потому что ты слишком молода, – сказал Эриден. – Тебя еще не было на свете, когда Триумвират находился на пике могущества. Тебе не знаком страх. А в то время нельзя было доверять никому, даже собственным родным. Достаточно шепнуть слово против императора Риги, и императрица со Стражем тебя уничтожили бы. Не посадили в тюрьму, а прикончили.
Вайшра кивнул.
– В те годы целые семьи казнили или отправляли в изгнание, а род переставал существовать. Дацзы занималась этим, не моргнув глазом. Вот почему наместники до сих пор склоняются перед ней, а вовсе не из-за ее красоты.
У Вайшры было такое выражение лица, что Рин помедлила с ответом. А потом поняла, что впервые видит его напуганным.
Интересно, подумала она, что с ним сделала Дацзы?
В эту секунду кто-то постучался в дверь. Рин подскочила.
– Войдите, – отозвался Вайшра.
В щель сунул голову младший офицер.
– Нэчжа велел вам сообщить: мы прибыли на место.
Ближе к концу своего правления Красный император построил в северном городе Лусане Осенний дворец. Никогда не предполагалось, что город станет столицей или административным центром, он был слишком удален от центральных провинций, чтобы управлять ими. Дворец служил прибежищем для императорских наложниц с детьми в те дни, когда Синегард становился слишком жарким, и их кожа могла потемнеть за несколько секунд, проведенных на улице.
Во времена императрицы Су Дацзы чиновники прятали в Лусане жен и родню от опасностей дворцовых интриг, а после того как Синегард и Голин-Ниис были стерты с лица земли, город превратился во временную столицу.
По мере того как «Неумолимый» приближался к городу, Муруй становился все уже, так что пришлось плыть совсем медленно. Ближе к Осеннему дворцу они буквально ползли.
Городские стены Рин заметила за много миль. Неземное вечернее сияние как будто подсвечивало Лусан изнутри. Все казалось купающимся в золоте, словно вся империя во время войны поблекла до черного, белого и кроваво-красного, а Лусан впитал все окружающие краски, ярко сверкая.
У стен Рин увидела
Откуда в Лусане шелк? Вся страна одевалась в изношенные и грязные лохмотья. Вдоль Муруя сновали голые дети, а младенцев заворачивали в листья лотоса, чтобы прикрыть наготу и соблюсти приличия.
Дальше вверх по течению по извилистым протокам скользили рыбацкие сампаны. На каждой лодке сидели несколько больших белых птиц с массивными клювами. На лодках их удерживали веревки.
Нэчжа объяснил, зачем нужны птицы.
– Видишь веревки у них на шеях? Птицы глотают рыбу, а крестьяне вытаскивают добычу из птичьего зоба. Вечно голодная птица снова ныряет, они слишком тупы и не понимают, что весь улов оказывается в корзинах рыбаков, а охотникам достаются одни объедки.
Рин поморщилась.
– Как-то это не особо эффективно. Почему бы не ловить сетью?
– Неэффективно, – согласился Нэчжа. – Но они рыбачат не для того, чтобы накормить всех, они ловят особенную рыбу – аю.
– Почему?
Он пожал плечами.
Рин уже знала ответ. Почему бы не ловить дорогую рыбу? Лусан остался в стороне от кризиса с беженцами, прокатившегося по стране, здесь можно было позволить себе и роскошь.
То ли из-за жары, то ли нервы у Рин были уже на пределе, но по мере приближения к порту она злилась все больше. Она ненавидела этот город, эту землю бледных и изнеженных женщин, бюрократов вместо солдат, детей, которые не ведали страха.
В ней кипело не отвращение, а неосознанная ярость при мысли о том, что где-то даже во время войны идет нормальная жизнь, где-то в отдельных уголках империи люди красят шелк и ловят деликатесную рыбу, не думая о том, что мучает каждого солдата: когда начнется следующая атака.
– Я же вроде не пленник, – сказал Катай.
– Конечно. Ты гость, – ответил Нэчжа.
– Гость, которому не разрешено сходить с корабля?
– Гость, в чьем обществе нам хотелось бы провести больше времени, – деликатно ответил Нэчжа. – Может, хватит уже смотреть на меня исподлобья?
Когда капитан объявил, что они встали на якорь в Лусане, Катай впервые за несколько недель поднялся на верхнюю палубу. Рин надеялась, что он решил подышать свежим воздухом, но Катай лишь следовал по пятам за Нэчжей, всячески пытаясь настроить его против себя.
Несколько раз Рин пришлось вмешаться. Однако Катай решительно делал вид, что ее не существует, даже не смотрел в ее сторону, когда она говорила, и потому Рин стала рассматривать берега реки.
У борта «Неумолимого» собралась небольшая толпа, в основном имперские чиновники, лусанские купцы и посыльные от других наместников. По обрывкам разговоров, подслушанных на верхней палубе, Рин заключила, что они хотят встретиться с Вайшрой. Но сходни перегородил Эриден со своими людьми, отправляя всех прочь.