Республика ШКИД (большой сборник)

Белых Григорий Георгиевич

— Этим летом. В гостинице...

— А-а! Постой!.. В Европейской?.. Хе-хе. Помню. Дифтерит?

— Да.

— Черт возьми! Хе-хе. Почему же ты не в больнице?

— Мне некогда было, — сказал Ленька. И он коротко рассказал доктору о своих ярославских злоключениях.

— Черт! — сердито повторил доктор. — Хе-хе. Ерунда какая... Чушь собачья. Иди сюда!

Он схватил мальчика за плечо и подвел к окну.

— Открой рот.

Ленька послушно открыл рот.

— Скажи "а".

— А-а, — сказал Ленька.

—

Еще. Громче.

— А-а-ы-ы, — замычал Ленька, поднимаясь на цыпочки и выкатывая глаза.

— Хе-хе. Н-да. Странно. А ну, открой рот пошире. Горло не болит?

— Э, — сказал Ленька, желая сказать "нет".

— И не болело?

— Э...

— Мать жива?

— Жива.

— Братья и сестры есть?

— Есть.

— Живы?

— Живы.

— Здоровы?

— Здоровы.

— Н-да, повторил доктор. — Исключительная история!.. Никогда, хе-хе, ничего подобного не видел. За десять лет практики... Первый случай.

— Может быть, маму позвать? — оробев, предложил Ленька. — Они здесь... Мы ведь для этого и приехали, чтобы вам показаться...

— Жалко. Напрасная трата времени. Ехать вам, хе-хе, совершенно незачем было. Вы, молодой человек, здоровы как бык. Понимаете?

— Понимаю.

— Повторите.

— Как бык.

— Ну, а в таком случае, хе-хе, делать тебе здесь, хе-хе, совершенно нечего. Прощайся с больным и проваливай. — И, взяв мальчика за плечо, доктор шутливо подтолкнул его коленом.

Ленька торопливо попрощался с Кривцовым, поклонился доктору и побежал к выходу. Уже надевая фуражку, он вдруг вспомнил что-то, оглянулся и крикнул:

— Василий Федорович! Я и забыл... У меня подарок для вас есть. Вы слышите? Поправляйтесь! Приезжайте скорее.

Кривцова он не увидел и голоса его не расслышал. Но Фекла Семеновна, помахав мальчику рукой, крикнула:

— Мамане твоей кланяться велит!..

...Александру Сергеевну Ленька нашел в саду. Еще издали он увидел ее серый жакет и белую с черной ленточкой панамку. Мать стояла у той самой зеленой скамейки, где полчаса тому назад он разговаривал с бородатым раненым. Сейчас этот бородач стоял на растопыренных костылях и что-то оживленно объяснял Александре Сергеевне, показывая рукой в ту сторону, куда убежал мальчик.

Ленька выбежал в сад из другого подъезда и появился с другой стороны.

— Мама! — окликнул он ее.

Александра Сергеевна оглянулась. Лицо ее запылало гневом.

— Негодный мальчишка! — накинулась она на Леньку. — Ты где был столько времени? Я тебя ищу по всему саду.

— Мама... погоди... не сердись, — перебил ее Ленька. — Ты знаешь, кого я сейчас видел?

— Кого еще ты там видел?

— Василия Федоровича... Кривцова.

— Ты выдумываешь, — сказала она. — Где ты его мог видеть? Ты ошибся, наверно.

— Как же ошибся, когда я с ним, как с тобой вот сейчас...

—

Он жив?..

— Ну конечно, жив... Он кланяться тебе велел. Его жена, Фекла Семеновна, из Нерехты на товарном поезде привезла... У него — знаешь сколько? — восемнадцать ран было!..

— Хорошо, — сказала Александра Сергеевна. — Ты после расскажешь. Давай пошли в приемный покой. Сейчас должен прийти доктор Опочинский. Его очень трудно поймать...

— А зачем его ловить? — сказал Ленька. — Я его уже видел.

— Как видел?

— А так вот. Как тебя сейчас.

— А он тебя видел?

— Видел. И в горло мне смотрел. И сказал, что я здоров как бык. И сказал, чтобы мы сию же минуту проваливали отсюда.

Александра Сергеевна все-таки дождалась доктора. И он повторил ей то, что уже говорил Леньке: что мальчик совершенно здоров и что в его многолетней практике детского врача не было еще такого случая, чтобы у ребенка, на ногах перенесшего дифтерит, не осталось бы никаких следов этой болезни. Он объяснил это каким-то "нервным шоком". И сказал, что когда он будет немножко посвободнее, он попробует даже написать об этом заметку в ученый медицинский журнал.

...На обратном пути у Леньки произошла еще одна неожиданная встреча со старым знакомым.

Ехали они с матерью на том же пароходе "Коммуна".

Пароход был свыше меры забит пассажирами. Люди сидели и стояли где только можно было: и на палубах, и в каютах, и в узеньких коридорах...

Пользуясь слабохарактерностью матери и тем, что на этот раз рядом с ним не было Нонны Иеронимовны, Ленька свободно разгуливал по пароходу, выходил на палубу, толкался в буфете, заглядывал в машинное отделение...

"Коммуна" подходила к пристани. У выхода столпились пассажиры. Ленька подошел посмотреть, как будут бросать чалку, и вдруг увидел в толпе молодого Пояркова.

Подпоручика было трудно узнать. Похудевшие, ввалившиеся щеки его заросли густой рыжеватой щетиной. Левая щека около носа была заклеена крест-накрест белым аптечным пластырем. Одет он был в старенький, с чужого плеча брезентовый плащ с накинутым на голову капюшоном. Этот капюшон, пластырь и небритые щеки делали его похожим на какого-то старинного разбойника или беглого каторжника.

"Он или не он?" — думал Ленька, медленно приближаясь к Пояркову и не спуская с него глаз. Тот почувствовал на себе взгляд мальчика и повернул голову. Глаза их встретились. Ленька увидел, как под парусиновым капюшоном дрогнули и сдвинулись к переносице брови. Поярков что-то припоминал.

— Что ты на меня уставился, мальчик? — сказал он, пробуя улыбнуться.

— Здравствуйте!

— Здорово!

— Не узнали?

— Нет.

— Забыли, как вы меня тащили по лестнице?

— По какой лестнице? Что с тобой, дорогой? Ты чего-то путаешь.