Республика ШКИД (большой сборник)
Шрифт:
Спать его устроили в каком-то пустом бараке, где помещались до этого раненые. Там пахло йодоформом, повсюду валялись ошметки бинтов, марля, вата, а на бревенчатых стенах висели обрывки плакатов.
ДОБЬЕМ ДЕНИКИНА!!!
НЕ ПЕЙТЕ СЫРОЙ ВОДЫ!
ТИФОЗНАЯ ВОШЬ — ВРАГ РЕВОЛЮЦИИ!
Ленька ночевал в бараке один. Его закрыли на ключ.
Ночью он проснулся от какого-то шума. Или кто-то толкнул его. Он не сразу понял, в чем дело. Приподняв голову и протерев глаза, он увидел, что в потемках кто-то крадучись бежит к окну.
— Эй, кто это? —
Но человек уже распахнул окно и выпрыгнул в маленький привокзальный садик. У Леньки слипались глаза. Пробормотав что-то, он повалился на грязный, зашарканный пол и заснул.
Разбудили его чекисты.
— Эй, путешественник, вставай. Поезд подходит.
Ленька не сразу сообразил, где он и что с ним. Заспанный, он выбежал на залитую солнцем платформу. Там уже толпился народ в ожидании поезда. Ожидающих было так много, что Ленька представить не мог, как ему удастся проникнуть в вагон. Когда подошел поезд, орды пассажиров с мешками, корзинами и узлами ринулись на приступ вагонов. Как Ленька и ожидал, его сразу же затолкали и оттеснили в сторону. Но тут на помощь ему пришел дежурный чекист. Он не только помог Леньке войти в вагон, но и усадил его на очень хорошее место, у самого окна. В вагоне на Леньку сразу же стали смотреть с уважением. А когда поезд тронулся, какая-то женщина-спекулянтка стала угощать его яблоками и вяленой воблой.
Очень скоро в вагоне поднялась суматоха. Пронесся слух, что по поезду идет контроль. Безбилетные пассажиры, которых в то время было гораздо больше, чем платных, кинулись спасать свои души. Кто прятался в уборных, кто залезал под лавки, а некоторые, у которых, наверно, и вообще совесть была нечиста, даже соскакивали на ходу с поезда.
Ленька сидел совершенно спокойный. Он умел прятаться от контроля, но сейчас в этом не было необходимости. Он жевал соленую, твердую, как подошва, рыбу, смотрел в окно и высчитывал, через сколько дней он будет в Петрограде.
В вагоне появился контроль: поездной кондуктор, работник ЧК и несколько красноармейцев с винтовками.
— Предъявите ваши документы! — возгласил кондуктор.
Те, у кого документы были, полезли в карманы, за пазухи, стали расстегивать кошельки, развязывать узелки; а те, у кого документов не было, забились поглубже под лавки, съежились там и перестали дышать.
У Леньки документы и деньги хранились в нагрудном кармане зеленой рубахи, которую ему когда-то перешила из солдатской гимнастерки Маруся. Когда подошла его очередь и кондуктор спросил: "А у тебя что?", он сунул руку в карман и сказал:
— Пожалуйста.
Но сразу же почувствовал, — словно рыбья кость встала у него поперек горла. В кармане ни денег, ни документов не было. Соскочив с лавки, он принялся рытье" в других карманах — карманы были пусты.
— Ну что же ты? — сказал кондуктор.
— Сейчас, сейчас, — бормотал Ленька. — Одну минуточку. У меня есть мандат... Мне Чека выдала...
Он рылся за пазухой, выворачивал рваные карманы штанов, тряс штанину нигде мандата не было. Только тут
— Товарищи, — проговорил он сквозь слезы, — меня обокрали.
— Брось заливать, — сказал кондуктор. — Это тебя-то обокрали? Ты сам небось чистишь карманы — по первой категории...
На ближайшей станции Леньку высадили. Когда он выходил из вагона, вдогонку ему неслись насмешки, ругательства и издевательства. Особенно старалась женщина, которая угощала его яблоками и рыбой. Поезд уже тронулся, и Ленька стоял один на пустой платформе, а она все еще высовывалась из окна и хриплым от негодования голосом кричала:
— Паразит!.. Обманщик!.. Воблу жрет, а у самого документов нету...
Ленька показал ей кулак, присел на корточки у кипяточного бака и снова заплакал. В эту минуту он услышал у себя над головой грубый мальчишеский голос:
— Эй, плашкет! Чего сопли распустил?
Перед Ленькой стоял ободранный загорелый паренек — его одногодок или чуть побольше.
— Нашпокали? — сказал он.
Ленька перестал плакать, угрюмо посмотрел на паренька и сказал:
— Кого нашпокали? Никого не нашпокали.
— Высадили?
— Высадили, — сказал Ленька.
— Чего ж плакать? Балда! Ты чей — одесский?
— Петроградский, — сказал Ленька, все еще дичась и с любопытством разглядывая паренька. У того было грязное, шелудивое, перемазанное мазутом, но очень красивое белозубое лицо.
— Если ты петхогхадский, — сказал он, передразнивая Леньку, — то очень приятно. В Петрограде, говорят, на ходу подметки срезают. Это правда?
— Не слыхал. Не знаю, — ответил Ленька.
— Ты что — втыкаешь?
Ленька не понял, но сказал:
— Нет.
— Ну и дурак, если нет. Давай на сламу работать?
— На какую сламу?
— Ну, на пару. На бану майданы резать. Айда?
— Айда, — сказал Ленька, хотя и тут не понял, на каком бану и какие майданы ему предлагают резать. Почему-то ему показалось, что бан что что-то вроде баштана, а майдан — арбуз или тыква по-украински. Но очень скоро он понял, что речь идет не о тыквах и не об арбузах. Белозубый паренек, которого звали Аркашкой, несмотря на свои четырнадцать лет, был уже очень опытным железнодорожным вором. Он предложил Леньке войти с ним в компанию и воровать на вокзалах и в поездах вещи у пассажиров.
Леньку не бросило в жар от этого предложения. Нет, после всего, что с ним было, он уже не мог смотреть на воровство с тем презрением, которого оно заслуживает. Но, выслушав Аркашку, он, не задумываясь, сказал:
— Нет, к чегту.
И пошел.
— Фасон берешь? — крикнул ему вдогонку Аркашка. — Ну, что ж... пожалуйста... без тебя обойдемся...
Подошел поезд. Ленька вскочил на ходу на подножку, пробрался в вагон. На следующей станции его высадили, надавав пинков.
Приближался вечер, заморосил дождь. Станция была маленькая, зала для пассажиров при ней не было.