Республика воров

Линч Скотт

– Эти, как вы изволили выразиться, салонные фокусы нам в Тал-Верраре все дело изрядно подпортили.

– Подпортили, но жизни вас не лишили, – заметила она. – По-моему, я обошлась с вами весьма милосердно, хотя мне это и дорого стоило.

– Дорого стоило? Как это?

– Сокольник был дерзок, жесток и неосмотрителен. Да, он выполнил все условия договора – вы же знаете, картенские маги скрупулезно исполняют взятые на себя обязательства, – однако же следует признать, что он взялся за это с… излишней жестокостью.

– Он едва не превратил

сотни людей в безмозглых истуканов! В мебель! – воскликнул Жан. – Это не просто излишняя жестокость, а…

– Этого требовал заказчик, – возразила гостья. – А вот о вас и ваших друзьях в соглашении не упоминалось.

– По-вашему, это его извиняет?! Да идите вы с такими извинениями… – Локк закашлялся. – Мне пофигу твое милосердие, старая ведьма! Мне пофигу, как и почему Сокольник с глузду съехал! Я б из него всю кровь выжал, до последней капли, – жаль, времени не было, ему лишь малая толика заслуженных страданий досталась.

– Локк, вы и не представляете, как вы правы. Совершенно не представляете. – Архидонна Терпение со вздохом скрестила руки на груди. – Увы, никто, кроме меня, представить этого не может. Видите ли, Сокольник – мой сын.

Интерлюдия

Неутопленница

1

Летом семьдесят седьмого года Сендовани, тем самым летом, когда пропала Бет, тем самым летом, когда Воровской наставник продал своего набедокурившего питомца отцу Цеппи, достославному Безглазому священнику храма Переландро, мирок Локка внезапно расширил свои границы. Привычные тревоги и опасения исчезли без следа, а их место заняли новые, ежедневно меняющиеся трудности, истинный смысл которых по большей части от Локка ускользал.

– А если тебе встретится священнослужитель другого ордена? – вопросил отец Цеппи, поправляя белую полотняную рясу послушника, надетую на Локка братьями-близнецами Санца.

– Следует приветствовать его традиционным поклоном, как подобает скромному послушнику… – Локк обхватил левую ладошку правой и склонил голову так низко, что лоб его почти коснулся сложенных вместе больших пальцев. – И пока ко мне не обратятся, должен хранить почтительное молчание.

– Правильно. А если ты встретишься с послушником другого ордена?

– Осеню благословением, отвращающим беды с его пути. – Локк вытянул правую руку раскрытой ладонью вверх и повел ею за левое плечо, словно медленно отгоняя муху.

– И что еще?

– А… на приветственное пожелание доброго здравия следует отвечать подобным же образом… а если со мной не заговорят, то и я ничего говорить не должен.

– А если тебе встретится послушник ордена Переландро?

– Его я должен приветствовать первым…

– Как именно?

– Ну это… А, надо поклониться, пожелать доброго здравия и призвать благословение Покровителя сирых и обездоленных… С послушниками разговаривать сердечно и вежливо, а в присутствии священнослужителя рта не раскрывать.

– А

с каким приветствием следует обращаться к послушнику в Покаянный день, который выдался дождливым? – полюбопытствовал один из близнецов.

– Ой… – Локк растерянно прикрыл ладошкой рот. – Я не… По-моему…

– Других приветствий не существует ни для Покаянного дня, ни для дождливого, – усмехнулся отец Цеппи. – Что ж, выглядишь ты как подобает. И основные правила затвердил назубок всего за четыре дня. Очень даже неплохо. Многие послушники месяцами ритуалы осваивают и все равно, как с ними ни бейся, до двадцати сосчитать не могут, пока башмаков не скинут.

Отец Цеппи встал и неспешно оправил белую рясу. Он и его питомцы сидели в святилище храма; сырое затхлое помещение свидетельствовало не только о смиренной нищете последователей Переландро, бога милосердия, Покровителя сирых и обездоленных, но и об их полнейшем равнодушии к плесени и застарелой гнилостной вони.

– А теперь, олух десный и олух шуйный, несите-ка мои оковы.

Кало и Галдо наперегонки бросились в дальний конец святилища, где в каменную стену был вбит массивный железный штырь с прикрепленными к нему длинными тяжелыми цепями, и, с грохотом проволочив их по полу, защелкнули широкие кандалы на запястьях священника.

– Вот так-то! – торжествующе воскликнул Санца, первым завершивший свою работу. – Ты, братец, даже пердишь медленно.

– Очень смешно! – хмыкнул второй. – Эй, а что это у тебя под носом?

– Что?

– Мой кулак, вот что!

В следующее мгновение перед глазами Локка стремительно замелькали руки, ноги, локти и колени близнецов; за четыре дня он так и не научился отличать Кало от Галдо. Братья, заливаясь безумным хохотом, увлеченно мутузили друг друга, а потом одновременно взвыли – отец Цеппи с невозмутимым спокойствием ухватил обоих за уши и разнял.

– Ну-ка, умники, надевайте рясы. Когда мы с Локком займем свои места, вынесете к нам чашу для сбора подаяний.

– Так нам же сегодня на ступенях сидеть не надо! – сказал один из близнецов.

– А вы и не будете, просто мне одному чашу таскать лень. Значит, вынесете ее и делом займетесь.

– Каким делом?

– Помните, я вчера таможенные грамоты подделывал? Так вот, это не грамоты, а задачи по арифметике. Каждому из вас – по паре страниц. На кухне есть угольки, пергамент и чернила. Вечером похвастаетесь своими достижениями.

– У-у-у! – разочарованно заныли Кало и Галдо, причем не вразнобой, а весьма мелодично; они вообще обладали неплохими певческими голосами и даже говорили в лад, – правда, Локк пока не понял, случайно или нарочно.

Отец Цеппи занялся последней, самой важной частью своего наряда: тугая повязка на глазах, создававшая у окружающих ощущение полной беспомощности, была наложена так, что можно было свободно глядеть под ноги.

– Локк, открывай двери, – велел он. – Солнце уже давно встало, а вот деньги сами себя не уворуют.