Ресторан «Кумихо»

Хенсук Пак

– Да, он молодец. Нравится мне.

– Ну, раз молодец, плати побольше.

Слушая разговор старушки и шефа, брат с самодовольным видом расправил плечи.

Старушка заказала твенчжан ччигэ [11] и рис на гарнир. А затем, украдкой поглядывая на меня, незаметно подошла к брату и стала что-то шептать ему на ухо. Лицо его при этом становилось все мрачнее. Поведение этих двоих вызывало подозрения.

«Что бы это могло значить? Может, они подельники и собираются нас ограбить?» – эта мысль возникла у меня случайно, но не казалась такой уж и абсурдной.

11

Твенчжан

ччигэ – корейское национальное блюдо, представляющее собой густой суп, приготовленный с использованием соевой пасты твенчжан и овощей. Является одним из самых популярных корейских блюд.

Вполне возможно, Седая узнала, что торговля у нас идет хорошо и каким-то неизвестным мне образом вступила в сговор с братом, мол, давай мы с тобой провернем одно дельце. То, что она старая, еще ни о чем не говорит, – не нужно недооценивать ее. Не у всех с возрастом развивается слабоумие и не все ощущают бессилие.

Как-то давно я смотрел фильм, где главными героинями были пять старушек-воровок лет семидесяти пяти. Пожилые женщины работали так слаженно, что ни один из тех, кто стал их мишенью, не смог избежать ограбления. Они тщательно продумывали план и успешно осуществляли его. В обычной же жизни старушки, подобно всем простым пенсионеркам, сидели за столиками кафе на тихих безлюдных улочках и нежились на солнышке. Никто и не догадывался, что это воровки, совершившие громкие преступления, о которых несколько дней подряд сообщали во всех СМИ. Втайне от людских глаз они покупали на украденные деньги дорогие сумки, красивую одежду, ели полезную и дорогую еду. Из того фильма я понял, что с возрастом у людей искушений меньше не становится.

А почему наша Седая не может оказаться воровкой, как одна из тех героинь? Да, точно! Если понаблюдать за ней, можно прийти и к такому выводу. Ела она большими порциями, пищу пережевывала как попало и, видимо, обладая крепким желудком, совсем не страдала от несварения. Хороший аппетит указывает на крепкое здоровье, то есть на физическую силу, которая может способствовать решимости бросить вызов тому, что многие считают невозможным.

Я внимательно наблюдал за этой старушкой, тщательно перемешивающей рис с твенчжан ччигэ. Сегодня я заметил, что у нее очень хороший цвет лица. Кожа упругая и блестящая. А ее мускулистым икрам, видневшимся из-под юбки, позавидовал бы даже атлет. Если не обращать внимание на сгорбленную спину, бабка была крепка настолько, что не уступала и молодым.

Седая в один присест расправилась с супом и рисом, ободряющее похлопала брата по плечу и ушла.

Оставшуюся часть дня тот вел себя как обычно.

Интересно, что у них на уме? Когда я обслуживал посетителей и убирал столики, все мое внимание было направлено на брата.

В послеобеденное время посетителей стало еще больше. Время ланча уже прошло, но поток клиентов ничуть не уменьшался. Они приходили группками и все как один заказывали «Сливочную нежность», словно боялись упустить возможность попробовать это блюдо. Без передышки крутясь между залом и кухней, я думал о том, что неплохо было бы иметь с десяток тел. Мое внимание, которое до той минуты было всецело направлено на брата, естественным образом ослабло.

– Черт побери! И зачем я так надрываюсь после смерти? – психовал я.

Мой искренний порыв сделать напоследок доброе дело ради Ачжосси становился все слабее и обещал в скором времени совсем исчезнуть. Болели руки, ныли ноги, ломило поясницу.

А теперь к физическим страданиям прибавились еще и душевные муки.

Видимо,

сегодня выдался день коллективного посещения самых вредных клиентов. Посетители, все как один, придирались то к одному, то к другому и все время пререкались. Были и такие, кому не нравилась моя одежда – якобы мой внешний вид не соответствует работнику общепита. Можно подумать, мне самому хочется ходить в этой одежде. Я бы хоть сейчас сбросил с себя этот синий спортивный костюм. Ведь я вынужден носить его, лишь бы только не быть голышом, а меня еще и ругают из-за него. Обидно до слез.

Шеф вышел из кухни, когда мне в очередной раз выговаривали за одежду, однако поспешил скрыться подальше с глаз и больше не показывался. Обычно он выставлял готовое блюдо в окошко, выглядывал в него и кричал: «Заказ готов!» Теперь были видны лишь его руки, в которых он держал тарелку с едой, а вот лицо он упорно прятал. Я прекрасно понимал: он хотел избежать возможных замечаний в свой адрес из-за растянутой футболки и брюк с отвисшими коленками. Но, с другой стороны, он не заступился за меня, и это было так подло. Меня трясло от злости и обиды.

А еще случалось, что посетители доставали меня своим чрезмерно богатым воображением. Находились и те, кто предполагал, будто «Сливочная нежность» приготовлена из тараканов. И на что им только глаза? Тараканы частично черного цвета, но больше коричневые, включая лапки и панцирь, а наша «нежность» – молочного цвета. Никакого другого оттенка там нет и в помине. То есть тараканы с этим блюдом и рядом не стояли. Нужно быть настоящим волшебником, чтобы суметь приготовить из них такое блюдо.

– Вокруг каждой тайны всегда витают всевозможные домыслы. – Шеф довольно спокойно реагировал на вредных посетителей. И добавлял, что благодарен людям за то, что они проявляют так много интереса к нашей акции, потому что самое страшное на свете – это не претензии, а равнодушие.

Очередная волна посетителей схлынула, и я с трудом разогнул спину.

– Рассчитайте нас, пожалуйста! – попросил посетитель, только что вышедший из-за стола.

– Эй, Джон Ван! Прими оплату… Ой!

На кассе никого не оказалось. Брата, который только что сидел и рассчитывал посетителей, не было видно. На миг в моей голове, словно молния, пронеслась страшная мысль: опять сработала его дурная привычка. Я с самого утра чувствовал, что это произойдет именно сегодня, когда он чересчур громким и наигранно слащавым голосом приветствовал посетителей.

Рассчитывая клиента, я не мог скрыть дрожь в руках. Этот урод подставлял меня не только при жизни, но и после смерти, – невероятно обидно. Мое самолюбие было сильно задето. Я сожалел, что не смог сконцентрироваться и уследить за братом.

– Шеф! – Я со всех ног побежал на кухню. – Шеф, нас развели как последних лохов!

– Ты о чем?

– Наш помощничек развел нас…

– То есть твой брат развел нас? Каким образом?

К чему сейчас делать упор на то, что он мой брат?

– Да какой к черту брат? Джон Ван обокрал нас. Вот, гляди! – Я показал на пустующую стойку кассы. Дядька посмотрел в ту сторону, но не сразу понял, что случилось.

– Джон выгреб все деньги и сбежал. Украл всю сегодняшнюю выручку, ради которой мы работали как проклятые. Ой, нет, вы же вчерашнюю выручку не забирали из кассового аппарата? Значит, он и ее прихватил. Я так и знал. Он всегда был подонком!

Я сделал ударение на слове всегда. Стоп! Если это двухдневная выручка, сколько же там было денег? Мы не считали, но сумма, должно быть, приличная.

До шефа наконец дошла серьезность ситуации. Его и без того бескровное синеватое лицо стало еще бледнее.