Ресторан «Кумихо»
Шрифт:
– Я не могу по своему усмотрению распоряжаться человеческими жизнями. Вы вернетесь в мир живых, сохранив прежний возраст, пол и характер, но лицо будет другим. Даже не уговаривайте меня вернуть вам прежний облик. Повторяю еще раз: это не в моих силах. Даже не пытайтесь упрашивать меня, это бесполезная трата сил. В каком месте, кроме своего дома, вы хотели бы оказаться? Это я смогу исполнить по вашему желанию. Не обязательно возвращаться к себе домой со своим лицом, чтобы попрощаться с близкими.
От отчаяния мужик окончательно впал в истерику, безуспешно умоляя Сохо вернуть его с прежним лицом по нужному адресу. Он отказался
– Я хочу в какой-нибудь ресторан рядом с автобусной остановкой и станцией метро. Если нельзя вернуться домой, то для меня это самое комфортное место. Я ведь повар. Надеюсь, хоть это ты сможешь устроить?
В ответ Сохо кивнула и посмотрела на меня:
– А ты куда хочешь?
– Не знаю, – идти мне было некуда.
– Если тебе все равно куда, пошли со мной. Вдвоем веселее. И если окажется, что наш выбор – ошибка, тогда нам будет легче пережить разочарование.
Он честно признался, что предпочел бы оказаться обманутым за компанию, чем остаться в дураках одному. Ах вот почему он так настойчиво уговаривал меня.
– Вот тут перечислены правила, которым нужно следовать все эти сорок девять дней. Если вы нарушите их, то испытаете адскую боль, как будто вам пилят кость и вырезают плоть. Не советую доводить до такого. Я приду за вами в ночь на сорок девятый день.
Сохо вложила в мою ладонь записку и внезапно исчезла, растворившись в лунном свете.
Вот почему после смерти я оказался бок о бок с незнакомым мужиком, с которым мне придется провести сорок девять дней.
– У нас такой странный цвет лица – что у тебя, что у меня. Мы синюшно-бледные, прямо как покойники, – проворчал Ачжосси, глядя на свое отражение в окне ресторана.
– А мы и есть покойники.
– Ты о чем? Мы ведь не перешли реку забвения, отделяющую мир живых от царства мертвых. А потому мы еще не умерли окончательно. Да и Сохо говорила, что у нас пока еще горячая кровь. А это значит, мы живы. Судя по тому, что цвет лица не просто бледный, а синеватый, мне кажется, что у нас нарушено кровообращение. А может, нам просто приделали головы настоящих покойников? Ох уж эта Сохо, проклятая лиса, точно мошенница. Ведь она не сказала всю правду с самого начала, а сообщила об условиях только после того, как мы согласились. С нее станется прицепить нам чужие лица.
Приделать чужую голову к моей шее? Бр-р, даже представлять противно.
– Давайте не будем говорить об этом, а то меня в дрожь кидает.
– Честно говоря, у меня у самого мороз по коже от этих слов. Черт побери! Раз уж такой расклад, приделала бы мне лицо покрасивее. Ну что это за рожа? По сравнению со мной прежним эту морду даже лицом назвать трудно, разве не так? – продолжал возмущаться дядька, приблизившись к оконному стеклу.
Хотя, пожалуй, сейчас он выглядел намного добрее, чем раньше, – когда напоминал бандита. Я тоже подошел к окну. В отражении на меня смотрел незнакомый мальчишка с нежным подбородком и круглыми глазами.
– А тебе-то досталось лицо получше собственного, – покосившись на меня, позавидовал Ачжосси.
Ресторан «кумихо»
–
– Нельзя выходить за пределы ресторана. Разве это не слишком, а? Ну скажи мне!
Что и говорить, условие «не выходить из ресторана в течение сорока девяти дней» было вопиюще несправедливым, хотя, честно говоря, лично у меня это ограничение неудобств не вызывало, ведь я не планировал ни с кем повидаться или что-либо сделать. Но, глядя на своего товарища по несчастью, который внезапно превратился в свирепую гориллу, я был вынужден согласиться с ним.
– Да, это уж слишком, – без малейших колебаний ответил я.
– Если бы я знал, что мне придется безвылазно сидеть в ресторане, ни за что бы не вернулся. Черт побери, откуда она могла знать, что я соглашусь? Я раскусил ее по манере фамильярничать с незнакомыми людьми. Проклятая мошенница. – Он порвал записку, полученную от Сохо, на мелкие клочки.
– Вы все-таки собираетесь выйти отсюда?
– Ну, конечно. Мне нужно встретиться с одним человеком. Ведь я только ради этого и вернулся, какой мне смысл сидеть неотлучно в ресторане? – воскликнул он, сжав кулаки.
– Но ведь за этим последует адская боль…
– Что мне боль? Ну, подумаешь, умру. Ха, я ведь уже умер, неужели умру второй раз? Как-нибудь перетерплю. – Он заиграл желваками.
Стояла глубокая ночь. Яркий лунный свет, льющийся сквозь окна, незаметно слабел и растворялся в призрачном ночном воздухе. Сияние луны и мерцание звезд были почти невидимыми, а тьма становилась все гуще и непрогляднее, – приближался рассвет. Внезапно на меня навалилась такая страшная усталость, словно все тело вот – вот рассыпется на мелкие кусочки.
Ачжосси выглядел так, словно собирался бодрствовать всю ночь. Он без конца злился и ворчал. Я понял, что поспать уже не удастся и принялся осматриваться, изредка ему поддакивая.
Наше временное пристанище оказалось довольно приличным. Честно говоря, не просто довольно приличным, а по-настоящему шикарным. Здесь было намного лучше, чем в том доме, где я жил. Два холодильника последней модели, снизу доверху набитые продуктами; кладовка, заполненная провизией, – казалось, здесь можно пробыть безвылазно не только сорок девять дней, но и все сто. А еще имелась опрятная ванная комната с горячей водой. Единственным недостатком было наличие всего лишь одной жилой комнаты. Меня немного напрягала перспектива делить комнату с чужим мужиком, но в крайнем случае я мог ночевать в зале ресторана. Это меня совершенно не пугало.
Спрашиваете, кто я такой?
Меня зовут Ван Доён и целых одиннадцать лет я был сыном своего отца, вплоть до его преждевременной смерти от приступа белой горячки.
В те дни, когда отец возвращался домой пьяным, мне приходилось убегать и ночевать на улице, укрываясь утренней росой. А поскольку отец пил почти каждый день, улица для меня стала привычней дома. Я великолепно приспособился к ночевкам на открытом воздухе.
– А ты почему умер? – поинтересовался Ачжосси, выпив залпом стакан воды, – видимо, устал злиться.