Ресурсное государство
Шрифт:
В средствах информации власти плодотворно и на партнерских началах взаимодействуют бывшие чекисты и их бывшие агенты из среды творческой интеллигенции. Их труд оплачивают бывшие фарцовщики и кидалы, ставшие новыми русскими. А труд заключается в формировании нового российского сознания. Задача средств информации власти — разработка, воспроизводство и распространение — среди власти — стереотипов, оправдывающих существование именно этой власти, в том числе и через ее отрицание. Люди в меру своей зависимости от власти или принадлежности к ней зависят и от средств информации власти, вынужденно — для сохранения или повышения своего властного статуса — принимая и воспроизводя их стереотипы. Власть, как известно, не однородна, не имеет собственной памяти и истории. Отдельные ее части —
Средства информации власти соединили в себе организационную структуру, методы работы и «человеческий потенциал» КГБ и Отдела пропаганды ЦК КПСС, скрепленных местечковым гешефтмахерством. Получилась смесь Пятого главка с Пятым пунктом, выделяющая из себя «компромат» просто потому, что это для нее естественный физиологический процесс. Нельзя же ждать конфетки от машины для производства говна. Люди, писавшие доносы, и люди, их получавшие, легализовались в совместной деятельности по производству «забойных» материалов для средств информации власти. Продукт их деятельности — компромат — представляет гибрид жанров доноса, политического анекдота и разоблачительных публикаций в советских газетах.
Жанр компромата сменил жанр гласности, точно так же как гласность вытеснила жанр самиздата. Но в этом жанре невыразимы многие отношения, важные с точки зрения мифологически озабоченных групп российского общества. В первую очередь, на языке компромата нельзя описать национальную идею. Именно для этой цели бывшие диссиденты, обслуживающие власть, занялись словотворчеством и возрождением аналога деревянного языка Страны Советов. Они работают не за страх, а за деньги. Народ уже привык к их новациям, таким как «команда молодых реформаторов», «олигархи», «семь главных дел», «двенадцать главных дел». Теперь на очереди какие-нибудь аналоги «эпохи великих свершений» и «борьбы с космополитизмом».
Параллельно деревянному языку формируется и новый язык истины и его среда — самиздат. Пока что — на начальном этапе становления государственной и корпоративной цензуры — самиздатовские творения смотрятся как интеллигентный вариант компромата. Но с появлением настоящей цензуры [33] самиздат расцветет. Ведь издательские и коммуникационные возможности (такие как Интернет) не сравнимы с тем, что имели правдоискатели десять лет назад. Пока содержание самиздата составляет творчество аналитиков новой волны, специализирующихся на интерпретациях сюжетов, поставляемых средствами информации власти. Они, в частности, по тону ведущих информационных сводок и аналитических программ, а также по последовательности появления компромата в газетах строят предположения о содержании и развитии основных политических интриг. В сегодняшнем самиздате формируются концептуальный каркас и методология новой советологии, этой, казалось бы, навсегда ушедшей в небытие области спекулятивной политической феноменологии.
33
Попытки установить цензуру имеют два направления: запрет на компромат любого рода и запрет на проявления обыденного сознания в СМИ, то есть на порнуху и мат.
Через тернии в жопу
Разговоры о строительстве капитализма в России закончились формированием специфического российского административного рынка, в котором главным товаром стали долги, и реставрацией социальных основ социализма, отличающегося от советского временным отсутствием агрессивной официальной идеи и приватизированностью репрессивных и силовых институтов.
Проблемы, с которыми сталкиваются деятели нового административного рынка, не разрешимы в узких территориальных рамках России. Для их решения необходимо воссоздание СССР — под другим названием. Для воссоздания СССР необходимы объединяющая (национальная)
Социальная опора строителей нового государства известна — маргиналы всех видов, алкаши, психопаты да завистники, которым всегда не хватает: кому на бутылку, кому возможности излиться в припадке откровенности на коммунальной кухне, не отличимой по интерьеру и запаху от сортира, кому — доказательств сходства жопы с пальцем или, наоборот, общественного признания их несравнимости. Этим людям важно, чтобы их уважали хотя бы потому, что они граждане устрашающего государства. В самих себе они не находят оснований для уважения и вынуждены иметь какую-нибудь «крышу». И в этом смысле «громила Вася из нашего подъезда» неотличим от «нашей великой Родины, готовой защитить своих граждан».
Экономически активная часть народа не верит в «будущее для всех» и интуитивно выбирает оптимальную, с моей точки зрения, стратегию: люди пиздят все, что можно продать, и вкладывают вырученные деньги в свое собственное индивидуальное будущее — в жилье, в здоровье, в образование детей.
Многим более или менее нормальным гражданам почившей в бозе страны Советов тоже хочется обратно в СССР, но в хороший СССР — со свободой слова и собраний, где нет того, что они называют организованной преступностью и государственным рэкетом. Им хочется в такой СССР, в котором можно было бы жить частной жизнью и магазины которого не отличались бы от заграничных. Но устроить такую жизнь гораздо сложнее, чем построить социализм или капитализм в отдельно взятой стране.
Этого-то людям, воспитанным на логике марксистских концепций переустройства мира (даже в их либеральной интерпретации), объяснить нельзя. Они считают, что окружающая их (и неприятная) действительность возникла в результате чьих-то рациональных действий. Им кажется, что от них зависит нечто большее, чем их собственная жизнь. И если они проявят социальную активность, то приблизят желанное им состояние общества. Эти люди искренне считают, что они хорошие, но живут в плохом обществе, и столь же искренне пытаются это общество улучшить. В известном анекдоте некто пытался собрать швейную машинку из деталей украденных на советском заводе швейных машин. Но получались у него пулеметы. И как бы ни пытались бывшие соцграждане построить гражданское общество, получится у них либо социализм, либо фашизм. Иного им не дано.
Распад социально-экономической системы социализма стал планетарным катаклизмом, в котором для активных действий бывших соцграждан еще нет места. Слишком масштабны силы, слишком грубы и безличностны. Многие из тех, кто счел себя в силах активно участвовать в этом распаде, надорвались или погибли. Мне кажется, что наших новых олигархов, уверенных в том, что им сам черт (такой как Джордж Сорос) не брат, ждет весьма печальная судьба.
Жить всегда приходится при какой-то власти. Нам не повезло, пришлось жить при власти, которая сама себя не знает и не приемлет, сама с собой борется и заставляет — через средства информации власти — думать, что так жить нельзя и надо бороться — с ней самой, с извержениями вулканов, землетрясениями и цунами.
То, что осталось от Варшавского пакта вместе с его многочисленными желто-и чернокожими союзниками, — песчаная воронка, в которую втягиваются с разной скоростью разные реальности. Воронка втянула СССР, страны Восточной Европы, втянет и немногочисленные оставшиеся социалистические режимы. Бывшие граждане страны Советов, хотят они этого или не хотят, оказались в воронке: на дне зверь, песчаный лев. Им бы затаиться, замереть, слиться с песком, стать частью воронки, которую со временем, может быть, занесет ветер, или на нее наступит какое-нибудь космическое животное. А наверх у них дороги нет, и солнышко над головой — не более чем видимость.