Ретро-Детектив-4. Компиляция. Книги 1-10

Персиков Георгий

Слепнев бросился к кровати, поднял подушку, и все увидали мертвенно-бледное лицо с открытыми глазами. Молодая женщина была задушена.

Павел схватил сестру за плечи и принялся трясти. Его еле оторвали.

Тараканов внимательно обвел глазами комнату и, взяв следователя за кончик рукава пиджака, указал ему на стол, стоявший около двери в будуар. На столе лежал большой кавказский кинжал. Лезвие кинжала было в крови.

— Неужели она сама? — пробормотал увидевший нож Слепнев.

— Сама что, задушила себя? — слабо усмехнулся Иван Ильич.

— Задушила? А разве?.. Да как же, двери-то заперты… Тараканов подошел к окну, распахнул занавески и внимательно оглядел

раму. И верхняя, и нижняя задвижки были открыты.

— Вот она — дорога, — сказал он.

Место происшествия осматривали несколько часов. Фотограф сыскного отделения, явившийся с фотографическим аппаратом Бертильона новейшей конструкции, продемонстрировал собравшимся чудеса техники, запечатлев убитых в лежачем положении. Слепнев, изучивший несколько научных трудов и множество газетных публикаций о дактилоскопии, мазал все попадавшиеся ему под руку предметы сажей, которую по его указанию камердинер принес в бумажном кульке из кухонной плиты. Толку от применения новой науки неопытным ее адептом не было долго: кандидат на судебные должности вымазал руки и лицо, заляпал сажей свой дорогой костюм, но ни одного пригодного для идентификации пальцевого отпечатка не добыл. В конце концов следователю эти эксперименты надоели, и он заставил молодого человека писать протокол.

— Сейчас Иван Ильич, окно только проверю.

Письмоводитель стал мазать сажей деревянную раму.

На гладкой крашеной поверхности отчетливо проступили отпечатки пальцев.

— Иван Ильич! — радостно закричал письмоводитель.

Все сгрудились у окна, Слепнев тем временем мазал раму другой створки. Там тоже проявлялись папиллярные узоры.

— Теперь надобно все сфотографировать, а затем распечатать в натуральный размер, для чего положить рядом линейку. Есть у кого линейка?

— Разрешите! — К окну протискивался фотограф. — Сейчас все сделаем в лучшем виде.

— Иван Ильич! Я сниму отпечатки у прислуги, на раме могут быть и их следы. — Слепнев от возбуждения не мог устоять на месте.

— Снимайте, Михаил Алексеевич, снимайте. Только… кхм… надо и у убитой… да и у хозяина покойного…

Слепнев смутился и опустил глаза. Его выручил фотограф:

— Разрешите мне, ваше высокоблагородие, нас обучали.

Тараканов и Маслов, внимательно осмотревшие комнаты, теперь беседовали с прислугой.

Приехали два доктора. Один — вызванный приставом частный [13] , другой — приглашенный Павлом семейный врач Тименевых. Брат очень беспокоился за здоровье младшей сестры, находившейся все время в странном, как бы бесчувственном состоянии. Она лежала неподвижно, с закрытыми глазами и как будто ничего не слышала.

При осмотре трупов было установлено, что Тименев убит ударом колюще-режущего предмета, каковым вполне мог быть и кинжал, в спину, несколько ниже шеи. По мнению врача, удар был нанесен так верно и такою сильною рукою, что Тименев умер, даже не успев вскрикнуть. Кроме этой раны у него было найдено еще две в левой передней части груди, но, по всей вероятности, он был уже мертв, когда их нанесли. Смерть Веры произошла от удушения. Постель покойной была в большом беспорядке, что говорило о том, что между убийцей и жертвой произошла борьба и убийца должен был обладать большой физической силой, раз смог удушить сильную молодую женщину, не дав ей закричать и позвать на помощь. Ран на ее теле не было.

13

Здесь — полицейский врач третьей части.

Окровавленный

кинжал, найденный на столе в спальне Веры, был хорошо известен всем домашним: он принадлежал хозяину дома, достался ему еще от отца и висел на стене в его кабинете. Вещи как в кабинете, так и в спальне Веры были все налицо. Часы, перстни и другие ценные предметы оказались нетронутыми. На письменном столе Тименева лежали ключи от его ящиков. В том ящике, где он хранил деньги и документы, нашли различных акций, облигаций, билетов и векселей более чем на восемьдесят тысяч и, кроме того, деньгами две тысячи четыреста пятьдесят два рубля. Сколько именно было у Тименева в доме наличных денег, никто не знал, так как покойный вел дела всегда сам, откровенностью относительно своих денежных оборотов не отличался, а проверка счетных книг, которые лежали в этом же столе, требовала времени. Таким образом, преступник, по-видимому, ничем не воспользовался, хотя имел к тому полную возможность. На краю письменного стола в кабинете покойного, на полу прихожей, залы и у дверей из будуара в спальню Веры Аркадьевны были найдены следы капель крови, причем на хозяйском столе и на досках пола у дверей спальни хозяйки эти капли образовали небольшие лужицы.

Тараканов, рассудив, что до прихода хозяина преступник где-то должен был прятаться, стал искать в кабинете и спальне Тименева укромное место. Посредине спальни стояла обширная кровать, покрытая свисающим до пола покрывалом. Тараканов лег на пол и поднял покрывало.

— Эй, кто-нибудь, лампу дайте!

Григорий зажег керосиновую лампу и протянул ее сыщику. Тот посветил под кровать. Потом удовлетворенно крякнул, встал и стал отряхивать колени.

Закончили только к полудню. Иван Ильич и Тараканов вышли на крыльцо. Сыщик угостил судебную власть папиросой:

— Осип Григорьевич, вы во сколько обычно обедаете?

— Обычно я не обедаю. Во время обеда я обычно по городу рыскаю.

— Это очень вредно для желудка. Вы это, милостивый государь, бросьте. Ну, раз у вас нет специально предназначенного для утоления своего чрева времени, позвольте мне вас пригласить на обед сегодня в три часа пополудни. Я холостякую, семейство в имении, но кухарку я с ними не отпустил, в деревне местные бабы им готовят. А моя кухарка насчет кулинарии просто волшебница. Приходите, заодно и дела наши грешные обсудим. Сегодня я формально допрошу брата убиенной, перепишу набело протокол осмотра и этим, пожалуй, ограничусь, так что к трем буду совершенно свободен. Придете?

— Непременно.

Тараканов вышел на Миллионную, поглядел по сторонам, заметил в собравшейся у дома толпе сутулую фигуру человека в картузе со сломанным козырьком и взмахом руки подозвал его к себе.

— Ты Ивана Ермолаича хлопец?

— Не знаю я никакого Ивана Ермолаича.

— Попроси его через полчасика в «Хиву» прийти, скажи, Тараканов чайком желает попотчевать.

Сказав это, Тараканов развернулся и пошел по направлению трактира «Хива», располагавшегося в двух кварталах от дома Тименевых. Субъект в поврежденном временем картузе посмотрел ему вслед и со всех ног бросился на другой конец улицы.

В «Хиве» Тараканов прошел на чистую половину, заказал чайную пару, полфунта тульского пряника и стал с наслаждением пить чай.

Ровно через тридцать минут за его столик сел благообразный мужчина лет пятидесяти, одетый в добротный костюм-тройку, красную косоворотку и польские сапоги-бутылки. От верхней пуговицы жилетки к карману шла золотая часовая цепочка в палец толщиной.

Увидев гостя, Тараканов привстал:

— Наше вам, Иван Ермолаич!

— И вам не хворать, господин начальник. Это не мои.