Ретт Батлер
Шрифт:
Джейми Фишер съел кусок, облизнул пальцы и налил Эндрю кружку кофе.
— До Коббова брода доберемся к полуночи, — сказал Джейми.
Эндрю сидел за кухонным столом, греясь о кружку. Обычная фаянсовая кружка с чуть отколотым краешком; фарфоровые чашки тут, конечно, хранятся в гостиной.
Со двора доносились крики старшины:
— Расседлайте коней и хорошенько их разотрите. Вы, конечно, устали, но они устали еще сильнее. Мэрфи, просыпайся! Черт тебя возьми, ты ведь пока еще не умер!
Наверху в спальнях грохотали сапоги,
Сколько еще было таких несчастных глупцов!
Джейми все не успокаивался насчет Коббова брода.
Но Эндрю так устал… как же сильно он устал. Обеими руками поднес он кружку к губам и отхлебнул кофе.
Джейми произнес:
— Нельзя допустить, чтобы они раньше нас добрались до реки.
Откуда у Джейми столько сил?
— Джейми, ради бога, Джейми…
Эндрю удалось поставить кружку обратно, не уронив.
Теперь руки безвольно лежали на столе.
— Эндрю, до Коббова брода не больше пяти часов. Всего пять часов. Дай лошадям отдохнуть часок, если без этого никак. Мы смогли бы переправиться еще до ночи.
Эндрю хотелось, чтобы сейчас тут оказалась Шарлотта. Она всегда знала, что делать. Когда они только поженились, ему это не нравилось. До чего же несправедливо он с ней обходился.
Когда Джейми постучал по столу, Эндрю поднял голову.
— Нельзя теперь давать слабину.
Хриплым голосом Эндрю отрезал:
— Черт меня побери, если я стану слушать советы сопливого мальчишки!
Стоило Джейми выйти из кухни, как Эндрю положил голову на стол и закрыл глаза.
Люди расседлали коней и хорошенько растерли. Затем сняли с себя мокрую одежду и разложили на солнце сушиться. А сами заползли в стойла и на сеновал спать.
Два стервятника кружили в вышине, разглядывая странные цветы на земле из исподнего белья.
К вечеру того дня все проснулись, надели высохшую одежду и заменили капсюли в пистолетах. Разведя костер на дворе фермы, сварили там половину окороков хозяина и три бушеля картошки в большом котле, где шпарили свиные туши. А потом принялись вылавливать оттуда свой ужин вилами.
Сыто рыгая, разожгли трубки. Старшина сказал:
— Не думал, что мы сюда доберемся.
— Может, стоит остаться и завести тут хозяйство, — ответил кто-то.
Эндрю все еще не показывался из дома. Джейми Фишер, видно, уехал на разведку. Ясное небо, усыпанное звездами, порой прорезали метеоры.
Кассиус сыграл «Путешественника из Арканзаса» и «Солдатскую радость», молодые солдаты принялись отплясывать джигу и хорнпайп, кружа друг друга по двору возле амбара под яркими звездами.
На рассвете сели на коней, и через несколько часов плато оборвалось на краю туманного моря. А на другом конце
— Если бы мы могли пройти по этому туману, — сказал Эндрю Раванель.
— Уж если тебе под силу ходить по водам, то почему не по туману? — пробормотал Джейми.
— Прости меня, Джейми. Я не должен был говорить того, что сказал.
— Ты такая свинья, Эндрю.
— Старина Джек оставил на мне свой след. Но не сомневайся, я шагу без тебя не ступлю. Подожди только еще немного. Через несколько часов мы будем дома.
Хотя Джейми Фишер не ответил, напряжение немного отпустило.
Дорога вела с плато на вспаханное поле возле реки Огайо. Всходы еще не показались на темно-коричневой земле.
У Коббова брода Огайо была около мили шириной: мелководье до острова Маклина, за которым оставалась протока поглубже. Невысокий островок протянулся на две сотни футов, на берегу плавник вперемежку с кустарником. По низкой воде фургоны могли перебираться на берег Конфедерации, не замочив дна, но в половодье река была судоходна от Питтсбурга до Нового Орлеана, и пароходы с низкой осадкой и колесом на корме толкали баржи по протоке.
Этим утром остров был невидим в тумане.
Джейми Фишер натянул поводья. К Коббову броду вело множество следов копыт и колес. С острова доносилось лязганье лопат.
Эндрю глянул на следы.
— Нас опередили. Полк?
— Целая бригада, — сказал Джейми, — С пушками.
Эндрю Раванель спешился и подошел к самой воде, где корни вывороченного клена простерлись, словно в безответной молитве.
За островом, на берегу конфедератов, из тумана виднелись тихие верхушки деревьев.
Вскоре подоспели остатки бригады. Эндрю произнес:
— Так бы и спал целый месяц.
Джейми попытался что-нибудь рассмотреть на острове в трубу, потом сказал:
— В Паркерсбурге есть паром, но это в тридцати милях вверх по реке.
Кто-то из солдат подвел коней к воде, другие сидели, перекинув ногу через седло, в невеселых думах. Они тоже умели читать следы.
Подскакал солдат из арьергарда.
— Полковник, позади нас с плато спускается бригада янки.
— Джейми, я… я не знаю…
Джейми Фишер сказал:
— Эндрю, ты должен нас повести. Больше некому.
Чуть помедлив, Эндрю выпрямился, вновь став легендарным предводителем мятежников полковником Раванелем.
— Спасибо, Джейми, — сказал он.
Федералы ехали всю ночь, а прибыв на остров Маклинa, начали окапываться. Они устали и легко раздражались: когда кто-то уронил комок грязи на сапог солдату, тот послал на его голову проклятие. С вечера не ели.
Пронзительное улюлюканье мятежников заставило пушкарей-федералов кинуться к орудиям. Кавалеристы побросали лопаты и схватились за карабины — холодный ствол прижат к потной щеке, курок взведен.