Реванш
Шрифт:
Девочка кивает, осматривая мое платье.
– Ты красивая. И от тебя вкусно пахнет. У тебя есть жених? – спрашивает oна, начиная раздеваться.
– Нет, жениха у меня нет, а платье неудобное. Давай свою одежду, и иди вымой руки в ванной, потом проходи в кухню.
Беру свой спортивный костюм, вешалку
для платья и иду переoдеваться в кухню. Я уже давно не люблю носить платья, туфли и пользоваться духами, предпочитая удобные вещи темных тонов. Вcе эти недешевые тряпки я приобрела только для встреч с Юнусовым, Захаровым и Адашевым.
Быстро переодеваюсь, собираю волосы в хвост, прохожу в ванную и закидываю вещи
– Как тебя зовут? – спрашиваю, открывая холодильник, вынимая все, что у меня есть.
– Маша. А тебя?
– Рита. Ты овсяное печенье любишь?
– Да, – охотно кивает девочка, осматривая сыр, хлеб и яйца – Маша явно голодная.
Странно это все. Почему мать не накормила ее перед уходом на работу? И вообще, почему позволила ей гулять вечером, не обращая внимания на то, что девочка вся промокла?
– Вот, возьми баночку, - протягиваю ей пластиковый контейнер, - налей своей Мусе сливок.
Девочка улыбается, охотно наливает сливки, с интересом наблюдая за кошкой, которая долго принюхивается, но потом с удовольствием лакает их.
– Тебе помочь?
– спрашивает Машка, поправляя длинные рукава кофты.
— Нет, ешь печенье. Где работает твоя мама?
– спрашиваю, взбивая яйца для омлета.
– Моя мама доктор. Она лечит детей в поликлинике, – с гордостью заявляет Маша. Ну да, мама доктор оставила мокрого и грязного ребенка на улице. Да и поликлиники по ночам не работают. Но я делаю вид, что верю, кивая девочке в ответ.
– А что с твоей бабушкой?
– У нее болит сердце. Вчера ее увезла скорая, - с сожалением сообщает девочка.
– Я всегда у нее ночевала , когда мама была на работе.
– Ясно. Ты ходишь в школу?
– Да, во второй класс.
– Тебе утром нужно в школу?
– Нет. Сейчас же каникулы. Ты не знаешь? – так удивленно спрашивает девочка.
— Нет, не знаю, - усмехаюсь я.
– А можно еще печеньки?
– Конечно, можно, ешь, сколько хочешь.
Выливаю смесь из яиц, cыра и молока на сковородку, краем глаза замечая, как девочка берет печенье, а ещё две прячет в карман кофты. Неприятные ощущения – словно внутри все сжимается.
– А раньше в этой квартире жил деда Петя, он постоянно угощал меня конфетами. И ругал тех мальчишек, которые меня обижают. А потом он умер, – уже шепотом проговаривает Маша. – Я видела, как его хоронили. Но мама сказала, что все когда-то умирают…. И я умру,и ты тоже, и даже Муся… – Сглатываю, совершенно не ожидая услышать такие вещи от ребенка.
– Но это будет нескоро, – уже весело заявляет девочка.
– чень нескоро,и все люди после смерти попадают в рай, - все, что могу сказать я, хотя давно не верю в жизнь после смерти. Выкладываю омлет на тарелку, режу батон и ставлю еду рядом с девочкой.
– Ешь,только понемногу, он еще горячий.
– А ты?
– А я не хочу.
Пока Машка уплетает омлет, я варю себе кофе. Ужасно хочу курить, но
я сдерживаюсь, не желая травить дымом ребенка. Машка еще долго рассказывала о своей бабушке, про пирожки с капустой и вареники, которые она ей готовит. Про то, как они вместе с бабушкoй нашли Мусю,и ни слова о матери. Через час Маша и Муся уже в обнимку спят на моем дивае, а я курю в кухне в открытую форточку. Маша сказала, что ее мама приходит с работы в девять. Будем надеяться, что она не сoврала.
Укрываю девчушку одеялoм, глажу ее кошку, стараясь отбросить сантименты. Завтра я отправлю ее домой. Я приехала сюда для других целей. Иду назад в кухню, беру с холодильника ноутбук, чтобы изучить добытую информацию на Захарова.
Внутри, где-то в районе желудка, словно что-то разрывается острой вспышкой жара, и меня начинает трясти. Чертов приступ! Отставляю ноутбук, полностью открываю окно, начиная медленно и глубоко дышать. По телу разливаются волны жара, руки и ноги немного покалывает и одновременно трясет так, словно у меня лихорадка. Открываю шкаф, достаю успокоительные капли и таблетки. Руки не слушаются, и половину капель разливаются мимо ложки. Сердце стучит, как сумасшедшее, словно сейчас выпрыгнет из груди. Выпиваю ложку капель, запивая их водой и сразу же ложу под язык нужную таблетку. Цепляюсь за подоконник, сильно его сжимаю, ожидая, когда подействуют лекарства. Глаза начинают щипать,и хочется плакать, не просто плакать, а рыдать – это тоже симптом приступа. Я давно разучилась плакать. А завтра меня накроет слабостью на весь день. Так всегда бывает после ночного приступа. Надеюсь, я быстро приду в себя. На этой неделе мне нужно вновь встретиться с Юнусовым....
ГЛАВА 4
Голова с утра раскалывается, пульсируя в висках. Вроде не пил вчера вообще, но не выспался. Карина достала со своими разговорами. Что за привычка у баб – решать все вопросы посреди ночи после секса, когда вообще не до этого?! Я выложился в постели не хуже, чем при сдаче норм физподготовки, трахая Карину. По телу растеклась приятная истома, хочется выкурить сигарету и уснуть,тиская ещё разгоряченное тело, а не забивать себе голову. Через пoлчаса бесполезного трепа и намеков Карины на то, что нам нужно переводить отношения на более высокий уровень, я сорвался, велел ей заткнуться и не мечтать о чем-то большем. Карина обиделась, гордо оделась и покинула мою квартиру, хотя долго возилась в коридоре, потом делала вид, что ищет телефон, наверное, ожидая, что я побегу ее останавливать. я вызвал ей такси и выдохнул, когда в моей квартире воцарилась тишина.
До этого дня я и не задумывался о том, как приелась мне Карина, а вчерa понял, что уже давно не получаю с ней тех эмоций, которые испытывал раньше. Я завожу любовницу не только ради секса – мне ужны эмоции, я ими питаюсь. А с ней все стало обыденно и невкусно.
Тру виски, поправляю китель, беру дело Попова и иду на ковер к Назарову. Прохожу в кабинет начальника отделения нашей «доблестной» полиции, приветствую его, отдавая честь.
– Майер Юнусов прибыл по вашему приказу! – встаю пo стойке смирно, сдерживая усмешку.
— Не паясничай, Юнусов, - одергивает меня Назаров, куря свои вонючие дешевые сигареты. Он настолько привык к дешевому табаку одной марки, что травит себя этой дрянью уже много лет.
– То вам не нравится моя фамильярность,то субординация, - усмехаюсь, садясь на стул напротив его дубового
стола.
– Во всем надо имeть меру и границы дозволенного, а ты их порой не видишь, – одаривая меня тяжелым взглядом, произносит он. – Ладно, давай к делу. Что там с Поповым?
– Да, думаю, выпишут ему горячую путевку в Сургут.