Реверанс судьбы

Высоцкая Мария Николаевна

– Почему ты не разбудим меня? – выскочила из комнаты,- у меня через полчаса съемка.

– Ты так сладко спала и я подумал…

– Андрей,- заглянула в комнату, фиксируя жесткий взгляд на мужчине, - не надо думать. Понимаешь?! Не надо! У меня нет времени и возможности спать до обеда, я не могу срывать свою же работу, у меня нет богатых родителей, и на свою жизнь я зарабатываю сама,- выкрикнула зло, хлопая дверью ванной.

– Прости,- эти слова он сказал ей уже на улице,- давай я тебя отвезу

– Я доеду сама,- чмокнула в щеку,- до вечера.

Маме привет,- сама не поняла, зачем это сказала, зачем в очередной раз подчеркнула, что все, что он «делает» - это лишь труд его родителей. Все его проекты, роли – бутафория. Он никчемный актер, которого протежируют состоятельные родители. Они платят за его блистания на экране, и упиваются гордостью за сына.

Пока ехала в локацию, не могла перестать думать, отчего в ней столько жестокости и надменности к этому человеку. Почему она воспринимает его, как ходячее дополнение к самой себе. Он для нее словно тряпичная кукла, которая в ее руках превратилась в профессиональную марионетку.

Уже со съемок, она отправила ему короткое смс: «В четверг летим в Москву».

Не интересовалась его планами, не спрашивала, хочет ли он этого. Нет. Просто поставила перед фактом. А еще, гадала, как на той ромашке. Полетит, она выйдет за него замуж. Откажется – туда ему и дорога.

Глава 6

Москва.

– Вера,- Сверидова бросилась на шею к подруге, расцеловывая щеки,- я так рада.

– И я, привет,- немного отстранилась, иначе Алька просто придушит ее объятиями.

– Проходи-проходи, не стой на пороге.

– Где Данька?

– С Артура мамой на площадке гуляют. Валерия Максимовна дала мне передышку на болтовню со старой подругой.

– Что, так заметны морщины? – Вера широко улыбнулась, скидывая с плеч легкое летнее пальто бледно-розового цвета.

– Ну ты как с обложки просто,- разглядывала Кораблеву, не веря своим глазам.

Некогда длинная копна, поубавилась в своей длине, едва доходя до плеч. Темно-вишневые губы, белая майка элегантно и так сексуально оголяющая плечо, широкие светлые джинсы, подвернутые на щиколотках, и такие миленькие не то туфли, не то сапожки. Почему-то она была уверенна, что каждая из этих, вроде, непримечательных шмоток стоит не меньше, чем их прогулочная коляска, если не больше.

– Скажешь тоже. Я тут вам подарки привезла, - протянула пакеты, бесцеремонно проходя вглубь квартиры.

– А ты одна? Я думала с Андреем.

– Нет, он в гостинице остался.

– Чай?

– Мммм,- провела глазами по кухонному гарнитуру,- а покрепче ничего нет?

– Коньяк у Артура где-то был.

– Не заморачивайся. Я просто спросила. Давай чай,- уселась за стол.

– Кстати, завтра в шесть в «Апельсине» - это уже точно.

– Хорошо. Аля,- слегка протянула имя,- а ты его больше не видела?

– Кого? – немного смутилась, но быстро сообразила, о чем говорит Верка,- нет,- пожала плечами,- всего один раз, вот тогда.

–

Ясно. Ты думаешь, он женат?

– Ну может и нет. Ребенок не обязывает быть женатым,- поставила перед подругой чашку с чаем,- не вздумай только. И так столько времени себе собирала, опять потянуло. У тебя Стокгольмский синдром что ли?

– Старковский у меня синдром. Старковский,- невесело усмехнулась, делая глоток ароматного черничного чая.

– А как же Андрей? Ты ему что-то ответила уже?

– Нет. Но собираюсь. Думаю принять это чертово предложение.

– А оно тебе надо?

– А почему нет? Хартманн в рот мне заглядывает, пылинки сдувает, как с тающей зефиркой со мной носится, так что вполне себе приличный вариант. К тому же, он умен, красив, богат, что еще нужно?

– Может любовь?

– Не,- сморщила нос,- такого счастья мне не надо.

– Знаешь,- Аля присела напротив,- ты очень изменилась.

– Ты про волосы, я сама в шоке. Но что-то стукнуло в ночи.

– Я не про волосы. Честно, если бы мы не были с тобой хорошо знакомы, я бы с уверенностью сказала, что ты стала циничной сукой, подруга.

– Ой, Аличкин, циничные суки сейчас нарасхват,- побарабанила пальцами по столу,- пойду я, наверное. До завтра!

– Вер,- уже у двери,- не думай, что я хотела тебя обидеть, я так не думаю. Но ты …ты сама так хочешь, чтобы окружающие в это верили, верили в то, что ты теперь такая – сильная, независимая, бессердечная. Зачем?

– До завтра, Аль,- чмокнула в щеку, быстро скрываясь за дверью.

Пару пролетов грязного подъезда и она уже на улице.

Не стала вызывать такси, пошла пешком. Знакомые улочки, дворы, все словно из другой жизни, словно и не жила она здесь. Все разделилось на «до» и «после». Америка окончательно выдрала из нее скованную и боящуюся теней девочку. Там, где тебя считаю никчемной эмигранткой, еще и русской, где мало кто готов протянуть руку помощи, приходится отращивать не просто зубы, а клыки. Длинные, острые, рвущие артерии одним касанием. Вот она и отрастила. Больше не заморачивалась по пустякам, шла вперед, не чувствуя боли, сочувствия, жалости. Нет, ее не жалели, ей не помогали. Она сама захотела, чтобы ее швырнули на другой континент, словно в глубокое озеро, и было только два варианта – выплыть или утонуть. Она выплыла. А все, что ей говорят сейчас, все это детский лепет. Сущая глупость, совершенно не трогающая душу.

– Я пришла,- выкрикнула, как только захлопнула за собой дверь номера.

Андрей положил ноутбук на диван, медленно выходя в коридор.

– Наконец-то. Я уже не знаю, чем заняться. Пошли, прогуляемся. Я совсем не увидел этот город пока мы ехали в гостиницу.

– Да там и смотреть нечего, четыре дома на Плющихе. Мне нужно в ванную. Наберешь?- пальцы пробежались по мужскому предплечью.

– Конечно.

Андрей ушел, а она выдохнула, закатив глаза. Почему-то раздражение на его присутствие, особенно в этом городе, лишь обострилось.