Реверанс судьбы
Шрифт:
– А теперь поподробнее.
Верка тушуется, всем телом ощущая его тепло, и одновременно ненавидя себя за то, что ей приятны его касания. Это какое-то сумасшествие. После всей этой боли, после всей той грязи, куда он окунул их с головой, она теплится в его объятиях, забывая обо всем. Это болезнь, клиника, это до безумия неправильно, так быть не должно, кричит сама себе, неотрывно смотря в его темные и такие пугающие глаза. Его глаза – это пропасть. Ее пропасть. Если один раз тебе суждено было в нее заглянуть, ты не выберешься оттуда уже никогда. Она продолжает
Это чувство ненависти к себе выводит эмоции из комы. Дает толчок и наполняет легкие воздухом. Глубокий вдох, после которого она вырывается, стряхивает с себя его ослабленные руки. Он слегка потерял бдительность, и дал ей фору.
– Знаешь, наверное, по законам жанра, я должна была тебе рассказать сейчас все свои обиды и претензии, только вот этого не случится. Ясно тебе?! Думай, что хочешь. Делай, что хочешь! Мы никто друг другу, мы даже не друзья, так, знакомые. Но знаешь, я хочу забыть даже это. Я просто хочу, чтобы ты убрался из моей жизни. Не появляйся рядом со мной больше, слышишь,- пальцы сами схватились за горло его футболки,- у тебя своя семья, у меня своя,- прошипела в лицо и, выпустив материал из рук, быстро пошла прочь.
Ее лихорадило, но она шла с высоко поднятой головой. Шла, но в мыслях все еще анализировала их диалог. Его удивление, когда она упомянула жену, или она сама придумывает то, чего нет. Сама вновь обеляет его. Господи, какая же она дура. Ускоряет шаг, но быстро замирает.
Со стороны дома слышаться голоса, и Вера невольно прислушивается к разговору.
– Алиса, я не понимаю, что происходит? Он сам не свой последнюю неделю, я словно не существую для него. Не понимаю, что делаю не так,- всхлипывает
– Успокойся, ты тут ни при чем. Все хорошо будет, не плачь, слышишь,- подбадривает Алиска,- как малышка? Все хорошо?
– Да. Солнышко такое, «мама» уже говорит,- всхлипывает, но, кажется, улыбается.
Кораблева выпускает тихий смешок, прижимаясь спиной к стене. Истерика уже тянется к ней своими мерзкими лапами, заставляя сползти по стене, как безвольная желейная масса. Скатившись к земле, Вера стискивает зубы, бегая затуманенный взглядом по ярко-зеленой лужайке. Чувствует подступающие слезы, но проглатывает до того, как они начнут литься по щекам.
Мир вновь переворачивается, жизнь в очередной раз играет с ней злую, нет, жестокую шутку. Все – правда, все это – правда. Она лишь выдумала его удивление, она выдумала. А он солгал. Второй раз в жизни, но он солгал ей.
Возвращается она в немом раздрае, но это не мешает ей делать вид, что все прекрасно. На лице – улыбка, в руках – какой-то коктейль, рядом скачет Хартманн, а где-то вдалеке Анюта продолжает кудахтать и стрелять в нее косыми взглядами, не жизнь – малина.
Время переваливает за девять, и на улице медленно начинает смеркаться, по крайне мере солнце почти не греет, а
Андрей шутит и любезничает с какой-то девицей, явно желая вывести ее хоть на какие-то эмоции, но ей плевать. Она в своем коконе, из которого ее не вытащишь и силками. На губах сладкий привкус сока, перемешанного с алкоголем, а в душе горечь забытых, точнее, почти забытых дней. Чем больше она пьет, тем чаще смотрит в сторону Анюты, которая так и вьется вокруг Старкова, все больше и больше выводя ее из себя.
Народ собирается в огромной беседке, начиная по сто второму кругу поздравлять именинницу, но она к этому моменту мало что понимает, едва различая лица проходящих мимо людей.
– Вера, ты как? – Андрей обнимает ее за талию.
– Нормально,- улыбается, поворачиваясь к нему лицом, смотря в его испуганные глаза, проводит пальцами по его щеке, губам чувствуя его поцелуй на своих. Он нежный, трепетный, но совершенно не трогает ее ни на каплю. Одно прикосновение Старкова сегодня вышибло ее из собственной оболочки, подбросило куда-то высоко-высоко, а сейчас она испытывает лишь раздражение и дикое желание, когда же этот обмен слюнями, наконец-то прекратится.
Это так странно. Почему раньше она не замечала того, насколько ей неуютно и не комфортно с Андреем? Почему она воспринимала свое раздражение за усталость, а отсутствие трепета от его прикосновений – за норму? Почему именно сейчас она осознала, насколько долго она обманывалась сама и обманывала Хартманна? Ответ был, но озвучивать его даже самой себе она не хотела. Хватит с нее этого трепета и сумасшествия, ей это не нужно. Ей не нужна вечно сбитая с толку и упивающаяся страстью Кораблева. Нет.
– Я тебя люблю,- шепчет ей на ухо.
А у нее бегут мурашки, потому что в этот момент она смотрит на стоящего позади Андрея Старкова, она чувствует его злость, видит, как она плещется в его омутах, и не может даже вдохнуть. Ей словно перекрывают поток воздуха, она смотрит в его глаза, теряя себя, вновь… Опять.
Артем стоит не шевелясь, все тело напряжено, а руки сжаты в кулаки. Сейчас он хочет лишь одного, выкинуть отсюда этого америкашку. Но во всей этой веренице, он ясно понимает одно, это не принесет ему ничего. Лишь очередная ссора, и закрытые руками уши. Хотя нет, наверное, сделай он так, она оглохнет для него навсегда. Уже больше никогда ничего не захочет слушать. Поэтому он стоит, как полный идиот, и смотрит ей в глаза. Там тревога, отчаяние, печаль, боль…там гамма чувств, но он не видит там одного – любви.
Ей больно, обидно, она в полной растерянности, но от нее больше не веет теплом, светом, в ней лишь порок и темнота. Непроглядная, совершенно ему неизвестная, и от этого становится не по себе.
Вера первая разрывает их визуальный контакт, отворачивается.
– Артем,- Алиска тыкает его локтем в бок,- пойдем,- тащит в сторону дома,- очень надо.
– Что опять?
– Там Аньке плохо, она перепила.
– Я здесь причем? – приподымает бровь.
– Она с тобой вообще-то приехала.