Ревет и стонет Днепр широкий
Шрифт:
Коля подошел к окну и прижался ухом к стеклу.
— А ну еще раз переспросите, тато, — прошептал он, — Зубрилин! — воскликнул Коля, когда с улицы снова послышался голос.
5
Через минуту в комнату вошел Зубрилин. Он был в офицерской шинели без погон, под офицерский кокардой на фуражке — красная лента.
Коля и Бош бросились к нему:
— Что случилось, товарищ Зубрилин?
— Здравствуйте! — не забыл поздороваться с хозяином офицер. Но он был встревожен, тяжело дышал от быстрой ходьбы
Старик сразу же сделал движение к двери, но Бош задержала его:
— Вы можете говорить, товарищ Зубрилин! Какая–нибудь беда? Костицын?
— Беда! Костицын сидит в своем вагоне, выставив охрану с пулеметами… Но по его вызову на Винницу двинулись войска из ставки… — Зубрилин взглянул на часы: был четвертый час. — Полчаса назад из Жмеринки прибыл Тридцать пятый бронеавтомобильный дивизион! Из Бердичева подходит эшелон с Тридцать вторым бронеавтомобильным дивизионом…
— Артиллерия! А у нас ведь совсем нет артиллерии!
— Да. Они, очевидно, хотят поставить город и казармы полка под угрозу пушек… Но это еще не всё. Из Проскурова двинулась артиллерийская часть Пятой казачьей дивизии. А также в полном составе Двадцать девятый и Сороковой казачьи полки генерала Каледина…
Зубрилин, молодой, только что назначенный ревкомом командир 15–го полка, кончил докладывать председателю только что созданного ревкома и по привычке приложил руку к козырьку — отдал чести. Потом вынул пачку папирос из кармана и начал закуривать.
— Считал своим долгом доложить немедленно и лично. Мои связные ждут на улице. Какой будет приказ ревкома? — Он зажег спичку, выпустил клуб дыма и спросил еще: — Что будем делать, товарищи? А, Коля?
Старик Тарногродский переплел пальцы и хрустнул суставами.
— Неужели они решатся… дать в городе бой?.. А впрочем, — он покачал головой, — теперь всего можно ожидать: такие события в Петрограде.
Бош сказала:
— Осмелятся или не осмелятся дать бой, но у них… превосходящие силы…
— Я думаю, — сказал Зубрилин, глубоко затянувшись, — что пока не может быть и речи о том, чтобы… двигаться на Киев!
Бош молчала. Молчал и Коля. Он сосредоточенно думал и грыз ноготь.
Тикали ходики, тяжело дышал Зубрилин. Старик Тарнопольский поглядывал то на одного, то на другого грустным, встревоженным взглядом.
— Не грызи ногти, — прикрикнул он на сына, — сколько раз я тебе говорил!
Коля промолвил:
— Силы нужно… по крайней мере уравновесить. Мы имеем, кроме Пятнадцатого, эскадру самокатчиков, пулеметчиков, Красную гвардию…
— Но ведь артиллерия, артиллерия! — откликнулась Бош.
— Да, артиллерия. Артиллерии мы не имеем… — Коля посмотрел на всех. — Но ведь в артиллерии тоже… люди, солдаты?
— Нужна артиллерия! — решительно сказал Зубрилин. — Люди людьми, кое–кого мы, конечно, перетянем на свою сторону, однако же… за всех поручиться нельзя. Тем более — казаки и юнкера. Они подтягивают отборные части, верные Временному правительству.
— Артиллерия есть! — вдруг сказал Коля. — Только ее нужно привезти. И она близко, — уже загорелся он. — По селам между Винницей и Жмеринкой!
— Второй гвардейский корпус? — в один голос переспросили Бош и Зубрилин.
— Второй гвардейский. Шестьдесят тысяч штыков. И артиллерия. Тяжелая артиллерия: корпусная! И легкая, и тяжелая.
Бош схватила свою кепку, лежавшую на стуле:
— Коля! Я еду во Второй гвардейский!
— И я, — сказал Коля, — мы поедем вместе. Но нужно сначала в Жмеринку — там солдатский комитет корпуса.
— Может, по телеграфу? — подал мысль Зубрилин. Но сразу же сам и отбросил ее. — Нет, тут требуется живое слово. И говорить нужно не в корпусном комитете, а с солдатскими комитетами в частях.
— Поезд? — спросила Бош. — Когда поезд на Жмеринку?
— Ну, поезда здесь через каждые пятнадцать минут: эшелоны, товарные…
— Поездом опасно, — сразу возразил Зубрилин. — Но можно взять нашу автомашину…
— Чудесно! — Коля обрадовался. — Поехали!
Старик Тарногродский снова стиснул руки, и смотрел на сына не мигая; во взгляде была печаль, но и покорность.
Бош положила руку Коле на рукав.
— Нет, Коля, ты не поедешь! — сказала она решительно. — Ты — председатель ревкома. Ты должен быть здесь. Ты должен всем руководить.
— Верно! — подхватил Зубрилин. — Коле выезжать нельзя.
— Я поеду одна, — сказала Евгения Богдановна. — Зубрилин, ты дашь мне одного или двух товарищей, которые своим солдатским словом могут взять за живое… солдатские души гвардейцев?
Коля все еще грыз ногти, раздумывая, потом глубоко вздохнул:
— Ты права, Евгения… В такую минуту я не имею права оставить Винницу и ревком. Но ты езжай немедленно!
Зубрилин направился к двери:
— Пошли! Ты, Коля, не ходи с нами. Я оставляю с тобой живую связь. И всех членов ревкома буду направлять сюда, к тебе. Можно?
— Пожалуй, так будет лучше всего, — согласился Тарногродский.
Затем он подошел к Евгении Богдановне, которая надевала свой солдатский полушубок и натягивала на голову клетчатую кепку.
— Желаю тебе успеха, Евгения! Возвращайся непременно с артиллерией… да и пехотой тоже. Потому что — кто знает, что будет завтра?.. — Он улыбнулся. — Нам нужно идти на помощь Киеву. А тем временем, — он еще раз улыбнулся, — помоги Виннице!
Они крепко пожали друг другу руки, и Коля покраснел: