Ревизор: возвращение в СССР 35
Шрифт:
***
Москва, квартира Дружининых.
Андрей Сергеевич освободился пораньше. Нужно было съездить на одно из предприятий по жалобе трудящихся на условия труда, а обратно уже начальник разрешил на работу не возвращаться. Начав открывать верхний замок, понял, что он вообще не закрыт.
– Странно, последним же утром уходил… Катя могла бы не закрыть, но я-то всегда закрываю… – пробормотал он.
Совсем он удивился, когда обнаружил, нажав на ручку двери, что и нижний замок открыт.
Катя, что ли пришла уже? – подумал он.
Войдя в квартиру, он громко крикнул:
– Екатерина!
Но
Он понял, что произошло что-то плохое. Захлопнув дверь, принялся осматривать квартиру. На вид все было в точности так, как и должно быть, пока он не добрался до приоткрытого шкафа. Страшная догадка осенила его. Распахнув шкаф, он тупо уставился на опустевший угол.
***
Дружинина подошла к дому минут через двадцать. Муж стоял во дворе и курил. Уже хотела привычно одернуть его, давно заставляла избавиться от этой отвратительной привычки, но взглянув ему в лицо, тут же осеклась. Да и сигарета у него в руке тряслась…
– Что-то случилось, Андрюша? С мамой?
– Да с мамой все в порядке, – ответил он громко, но потом, понизив голос до шепота и посмотрев вверх, на соседские окна, добавил:
– Обнесли нас, Екатерина.
– Милицию надо звать? – ахнула она.
– Да тише ты! – шикнул он на нее и прошептал, поднеся губы к уху и выдохнув в лицо дым. – Какую милицию! Забыла, что ли, что в шкафу было. Если милиция воров найдет, то нас вместе с ними посадят.
– Так что же делать, Андрюша?
– К брату твоему поехали. Может, он что подскажет…
***
Москва, театр «Ромэн»
Как и договаривались, пришел в «Ромэн» за полчаса до репетиции. Вначале с билетером возникло недопонимание – пожилая тетушка никак не могла поверить, что молодой парень – драматург, которого пригласили на репетицию его пьесы. Но затем из театра примчался Михаил Алексеевич, начал очень извиняться, что запоздал и лично не встретил, и повел меня в зал. Сконфузившаяся билетерша долго неверящим взглядом смотрела мне вслед… Да уж, могу ее понять – при слове драматург у тебя возникает образ лохматого седого человека за полтинник, как минимум. Кто же поверит, что зашедший в театр студент и в самом деле окажется драматургом?
Боянов привел меня к Вишневскому, а тот первым делом, когда я поздоровался, сказал:
– Больше, Павел, никаких Михаил Руслановичей. Просто по имени, Миша. Теперь ты один из нас, человек театра. Не Большого, но все же театра. И что приятно, намного более уютного и камерного.
Ну, здорово, конечно, вышел на новый уровень общения, но возможны недоразумения, когда с ними вдвоем общаешься. Оба Михаилы. Совпало же так…
Поговорили о том и сем, чайку попили, к которому я предусмотрительно банку болгарского варенья из свежих трофеев притащил, а затем и в зал пошли. Название у моей пьесы все же стало «Родные люди». Решили, что так лучше, чем рабочее название «Превратности судьбы». А я и не спорил. Мне самому это название больше нравилось.
А затем пошли в зал. Мне он показался огромным, но это субъективное впечатление – всегда так кажется, когда в зале сидит всего несколько человек и ты видишь множество пустых кресел вокруг. Фух, сейчас начнется репетиция моей пьесы! Волнующий момент!
Глава 17
Москва, театр «Ромэн».
Да, вот что значит
Теперь я успокоился по поводу предстоящей премьеры. Полным провалом это живое представление уж точно не обернется. А для себя запомнил на будущее, как сухие слова на бумаге могут быть поразительно оживлены за счет талантов актеров. Как они вжились в роли, как они были в них убедительны!
Медленно, дело-то непривычное, высказал все это собранным после репетиции передо мной актерам. Они поняли, что я от души, и зааплодировали мне. Пару минут буквально, и мы все уже идем в небольшой, метров на тридцать зал, в котором стоял накрытый стол и два десятка стульев.
– Что же вы не сказали, что поляну будете накрывать? – расстроился я, – я бы что-то обстоятельное принес, серьезнее, чем варенье…
– Нет, нам никак нельзя, через четверть часа у нас плановое выступление по традиционному репертуару, – замахал руками Боянов, – так что мы немножко перекусим, по стопарику за успех новой пьесы, это святое, и разбежимся.
– Ну, я тогда проставлюсь, когда уже премьера будет, – успокоился я, – когда это примерно?
– Начало сентября, через неделю уже точно смогу сказать, – ответил второй Михаил.
Посидели четверть часа, и все, кроме двух Михаилов, разбежались. Я, понимая, что у них наверняка полно дел, быстро расспросил их про то, входят ли драматурги в Союз писателей или нет, и распрощался. Оказалось, что входят, и я могу, теоретически, примерно через годик претендовать на вступление в Союз по этой стезе. Правда, меня предупредили, что чистых писателей жестко принимают, а по драматургической линии – еще жестче. Мол, драматурги очень ранимые люди и с ними непросто решать административные вопросы. Я покивал, переведя для себя сказанное на русский язык – похоже, там тот еще клубок змей… Возможно, лучше идти в Союз писателей по журналистской линии. Там хоть поддержка будет мощная от редакции «Труда». А кто меня по драматургической линии поддержит? Другие драматурги, которым я прямой конкурент? Они прекрасно знают, что котят надо топить еще в ведре, пока они слепые…
Ушел из театра очень довольный увиденным.
Дома рассказал о своем визите няне, и она всплеснула руками:
– Как жаль, Павел, что я не имела тоже такую возможность сходить сегодня с вами!
М-да, Ирина Леонидовна так бы точно не сказала, даром, что тоже москвичка… Но ладно, намек я понял – крутись Павел как хочешь, но на премьеру меня тоже приглашай. Похоже, мне понадобится еще одна няня на тот вечер.
Блин, а ведь меня потом все родственники не простят, которых не позову… Раз уж я теперь не боюсь провала, то почему бы и нет, можно смело их приглашать. Думаю, «билетов пачку» на пьесу никому неизвестного драматурга я без проблем смогу купить заранее, чтобы всем своим раздать. А если вдруг все же проблемы будут? Надо заранее тогда к двум Михаилам будет обратиться.