Ревизор: возвращение в СССР 36
Шрифт:
Конечно, мы были не простыми пассажирами, а членами делегации. Но видимо, полного запрета на то, чтобы нас прощупать не было. Так что выборочно, хоть и без особого рвения, чемоданы все же проверяли…
И конечно, мимо моего чемодана пройти они никак не могли. Ну да, такое странное чудо на колесиках…
Офицер лет тридцати попросил его открыть. Я сам взвалил его на стол и открыл. Нисколько не переживая. Никаких норм по вывозу чего-либо я точно не превысил, так что чего мне опасаться?
Офицер шустро перебрал мои баночки с икрой, хмыкнул, увидев бутылку водки. А потом ткнул пальцем в пакет, что мне передал помощник Захарова, спросив:
– А здесь что?
– Не знаю, – равнодушно
– Как это вы не знаете, что в вашем чемодане находится? – оживился таможенник, видимо, предвкушая, как сейчас достанет какую-то страшную контрабанду из моего чемодана. Краем глаза заметил, как занервничала Эмма Эдуардовна, и как Василий Петрович даже привстал на цыпочках, видимо, в ожидании скандала, после которого выскочку, полетевшего вместо его другана Еремина в Берлин, схватят под белы ручки и отволокут куда следует…
Глава 22
Москва, аэропорт Шереметьево
– Это подарок от второго секретаря московского горкома Захарова первому секретарю Берлина Петерману, – пояснил я таможеннику, – мне просто поручили его передать. Если будете вскрывать, то пожалуйста, аккуратнее, у меня нет с собой такой же упаковочной бумаги, разумеется. Ну или можете набрать приемную Захарова и уточнить у его помощника, я могу дать телефон.
Он не стал делать ни того, ни другого. Просто велел мне закрыть чемодан и следовать дальше.
Эмма Эдуардовна облегченно выдохнула, Василий Петрович видно было, что сильно расстроился. Ну так я всегда рад его расстроить. Учитывая, что в эту поездку вовсе не напрашивался…
***
Москва
Генерал Балдин стоял у окна своего кабинета и смотрел на улицу. Рабочий день подходил к концу. Город плавал в летнем мареве. Дневная жара еще не отпустила, до вечерней прохлады далеко.
Многие люди страдали от летней жары в таком большом городе, как Москва, старались куда-нибудь уехать при первой возможности. А Эдуард Тимофеевич жару любил, она его совершенно не смущала и не утомляла, в отличие от московских весны и осени с их слякотью, грязью и промозглым ветром.
Да, лето коротко, – вздохнул генерал, глядя из окна, – оглянуться не успеешь, уже пальто надевать надо.
Он вдруг снова вспомнил Валю. Как увидел ее на дне рождения Эльвиры в Коростово. С той краткой встречи чуть ли не ежедневно вспоминал Эдуард Тимофеевич и ее, и молодость, и своего умершего друга, женой которого Валя была… Давно это было, а воспоминания всколыхнулись волной и с тех пор не отпускали.
Надо съездить в гости, что ли? – подумал в который раз Балдин. – Адрес Ивлева-то хорошо знаю… Уже столько раз собирался, а все не решусь, – рассердился он сам на себя и отошел от окна, – а вот возьму и поеду прямо сейчас…
***
Италия, Больцано
Выйдя от нотариуса, Тарек еще раз довольно просмотрел документы, после чего не спеша пошел по улице к ресторану. Жена уже должна быть на месте, – подумал он, взглянув на часы. – Уже минут десять ждет.
Вздохнув, Тарек прибавил шагу. Опаздывать на обед с женой было неприятно, но что поделать. Вопрос решался серьезный. Уж лучше нотариус потратит лишнее время, чтобы все как следует проверить и правильно оформить, чем потом будет какой-нибудь конфуз с невесткой. Тарек очень хотел порадовать и впечатлить Дину подарком, чтобы она почувствовала, насколько ее поступок важен для семьи и для него с Нуралайн, в особенности.
– Здравствуй, дорогая, – подошел Тарек к жене, сидевшей за их любимым столиком в ресторане и потягивавшей какой-то напиток.
– Здравствуй, дорогой, – ответила Нуралайн, приветливо ему кивнув. – Ты задержался сегодня.
– Да, все отлично, – успокоил Тарек жену. – Я был у нотариуса, оформлял подарок для Дины. Это заняло больше времени, чем планировал.
– Что за подарок? – с интересом посмотрела на него жена.
– Тарек протянул ей папку с документами. Пока Нуралайн изучала содержимое папки, Тарек внимательно следил за ее лицом. Ему была важна реакция жены. Тарек знал, что супруга невестку любит, но не одобряет многие ее действия. В частности, Нуралайн очень расстраивало нежелание Дины в скором времени заводить детей. Жена не раз высказывала Тареку наедине свое возмущение этим фактом. Поэтому он немного сомневался, одобрит ли она подарок, который он решил сделать невестке. Все же такие подарки обычно делают очень важным членам семьи, а если речь идет о женщинах, то обычного такого удостаиваются матери наследников. Но Тарек был уверен в своем решении. Он почему-то ни секунды не сомневался в Дине. Но ссориться с женой тоже не хотелось…
Изучив документы, Нуралайн аккуратно сложила их обратно в папку и задумчиво посмотрела на мужа.
– Я думаю, что это очень правильное решение, дорогой, – сказала она, улыбнувшись супругу. – Дина спасла нашего сына. Надо показать ей, что мы очень ценим ее и то, что она сделала.
– Я рад, что наши мнения совпадают, – ответил Тарек жене, облегченно вздохнув.
***
Москва, Шереметьево
Андриянов в легкой растерянности стоял в здании аэропорта, оглядываясь по сторонам и пытаясь сообразить, где искать автобус в Москву. Он впервые оказался в подобной ситуации. Раньше взял бы просто такси и поехал домой. Но сейчас ситуация была нестандартная. На такси денег могло не хватить, позориться не хотелось, поэтому пришлось искать общественный транспорт.
От присланных Оксаной ста рублей у него осталось всего около трех. Антон и сам не понял, как так быстро все истратил. В первый день, получив на почте перевод, он от радости и жуткого голода спустил почти сорок рублей разом на еду. Прямо словно помутнение нашло, не мог остановиться. Позже вечером в гостинице, сытый и довольный жизнью, опомнился и, пересчитав оставшиеся деньги, дал себе зарок не тратить больше пятерки в день. Надо ведь было хоть какую-то одежду еще запасную купить.
С одеждой случился облом. В магазинах выбор был очень скудный, а цены очень высокие. Антону совершенно не хотелось отдавать серьезные деньги за вещи низкого качества. Он не привык к таким и был не готов опускать планку. Поэтому ограничился покупкой запасной пары белья и еще одной рубашки с коротким рукавом, хоть и простенькой, зато дешевой. Такую не жалко выбросить потом или отдать кому для работ в гараже, например. Обуви, походив по магазинам, не купил вообще никакой. Остался в шлепанцах. Ничего, сейчас лето, дотерплю как-нибудь до Москвы, – бормотал Антон, выходя из обувного, – отдавать пятнадцать рублей за такое барахло, которое потом все равно не надену, смысла нет. Мои шлепанцы и то лучше выглядят…
Позже Андриянов не раз порадовался, что не стал тратиться на вещи. Во-первых, куда бы он их сложил потом, ни чемодана, ни сумки у него не было. В руках носить, что ли? А во-вторых, тратить всего пятерку в день на еду для него оказалось невыполнимым заданием. Это когда денег не было совсем, он мог ограничиться кефиром и батоном, потому что на другое не хватало. А когда деньги, пусть и небольшие, имелись, сдерживаться и отказывать себе в еде Андриянов не мог, пару раз на дню заворачивая в кафе и каждый раз обещая себе, что завтра тогда туда не пойдет и сэкономит лишнее, что потратил сегодня. Но назавтра история повторялась. Так что улетал он в Москву с жалкими тремя рублями в кармане.