Ревизор: возвращение в СССР 38
Шрифт:
— Думаете, Галия не соврет, чтобы прикрыть начальницу?
— Да если и захочет, ей Морозова не даст. Она так устроена, что врать не умеет. Смирится и сознается начальнику, что приказ получала, и сама виновата, что его потеряла в том бардаке, что у себя на рабочем месте устроила.
— Ну, если все именно так, то я скажу, что это достойный первый шаг к месту начальника отдела! — сказал Андриянов, улыбнувшись, — правда, надеюсь, вы понимаете, что, скорее всего, за одну ошибку, пусть и серьезную, ее не понизят?
— Прекрасно понимаю! —
Крым, Фрунзенское
Трубадур! За моей спиной оказался именно он, когда я встал и повернулся, чтобы поздороваться с ним. Нет, но какие шансы наткнуться на него за тысячу километров от Москвы! И именно в тот момент, когда мы должны были тихо прийти и тихо уйти…
Крепко пожав мне руку, он указал на один из самых дальних столиков.
— А там Лина сидит! Лина, подойди сюда!
Услышав это, Мещеряков тихо хрюкнул. Я повернулся к нему. Голова его была над столом, а плечи тряслись. Ржет, поросенок такой!
Лина подошла. По лицу было видно, что видеть меня она была не так и рада. Впрочем, это было взаимно. Но ради обрадованного внезапной встречей Трубадура мы поздоровались, словно добрые друзья.
Но если бы это было все… Трубадуру мало было того, что он уже привлек ко мне внимание всего кафе, и естественно, и Николаенко, он не унимался.
— А вон там, смотрите, и наш Чапай к выступлению готовится! Он вам тоже будет рад. А мы, вы не поверите, Павел Тарасович, полпобережья Черного моря с концертами прошли. И в Батуми были, и в Сухуми, и в Сочи, в Туапсе, Геленджике, Анапе, Феодосии! А потом отсюда дальше поедем по побережью, после до Симферополя, а уже оттуда и домой, в Москву! Эх, Павел Тарасович, какая встреча!
Переполненный светлыми чувствами ко мне Трубадур метнулся к Чапаю, и оттуда, из угла рядом с Николаенко, громко закричал:
— Товарищи! Сегодня с нами в одном кафе необыкновенный человек! Павел Тарасович Ивлев! Он и на радио выступает, и является журналистом газеты «Труд»! Вы бы знали, как он мне однажды помог!
Люди в кафе оживились, с интересом посматривая на меня. Ну надо же такой пацан, а уже и на радио выступает, и в такую знаменитую газету пишет. А я покрылся холодным потом. Не надо, Виктор, не надо рассказывать всему кафе про мою помощь с КГБ! Ты вообще трезвый, а?
— А еще — одна из моих песен, что я спою сегодня — фактически написана по идеям Павла Тарасовича! Это песня про женщин на войне! Сегодня я ей и начну нашу программу. Чапай, хватит возиться, начинаем уже! Итак, эта песня звучит в честь Павла Тарасовича Ивлева — моего друга, соседа и просто хорошего человека!
И парой мгновений позже очень мне знакомая песня зазвучала в кафе. Я использовал это как повод наконец-то вернуться на свое место.
— Так, все на сегодня отменяется, мы
Ну а мне куда деваться? Это будет смотреться очень некрасиво в адрес музыкантов, которые тут уже песню в мою честь поют. Оставалось только пересесть так, чтобы быть теперь лицом и к музыкантам, и к Николаенко, соответственно. Он тоже в мою сторону с интересом поглядывал. Понятно почему — такому махинатору никогда не помешают лишние связи в столице. Глядишь, задержусь тут — еще и за столик ко мне подсядет, знакомиться… Знакомиться мы с ним будем попозже, когда его карты будут уже биты.
Чтобы избежать такого сценария, остался в кафе еще буквально на несколько песен. Затем оплатил счет за себя и сбежавших попутчиков, подошел попрощаться с Виктором и Чапаем.
— Как? Вы уже уходите? — искренне расстроился Виктор.
— Надо ехать друга встречать в аэропорт, так что остаться никак не могу. — сказал я. — Молодец, красиво поешь!
Направился пешком к нашему санаторию. Шел и время от времени качал головой, не в силах поверить в такой эпический провал. Счастье же было так близко — еще час, полтора — и можно было бы ехать в аэропорт и в Москву, побыстрее заканчивать с этим делом…
Дверь в номер была открыта, нажал на ручку и вошел. На кровати сидел Мещеряков.
Увидев меня, он восторженно хрюкнул и раскатисто расхохотался.
— Хватит уже, может? — нахмурился я.
— Ничего не говори, я сам виноват, старый дурак! — замахал он руками, оправдываясь. — Надо же было додуматься тебя притащить на такое дело, где все надо сделать тихо и без лишней пыли! Ты же у нас и на радио, и в газете — ну как мне вообще такое в голову пришло! Что ты сам мне про все это не напомнил?
— Ну, есть у меня авантюрная нотка, как же без нее, что я, не мужик, что ли? — пожал я плечами, — интересная же затея, да и помочь хотелось.
Ну и конечно, об этом я вслух не хотел говорить — откажись я, когда Мещеряков сказал, что чем больше народу будет толпиться около столика, тем легче будет организовать незаметно замену тетради, выглядело бы это в его глазах плохо. Словно я господин, который слуг с собой привез, и не хочет сам марать ручки. Впрочем, он и сам наверняка понимает и этот мой мотив…
— В общем, завтра снова на дело пойдем уже без тебя. Уверен, что у этого прохвоста каждый вечер в ресторане заканчивается. Авось Николаенко нас не рассмотрел сегодня. — резюмировал Мещеряков.
— Не должен был. Трубадур мастерски приковал внимание всех именно ко мне. Как прожектором подсветил… — сказал я.
— Трубадур? — спросил меня он.
— Ну, кличка у него такая в нашем доме. Он появился там, познакомившись с нашей соседкой.
— Но поет хорошо, не отнять. Что слышал снаружи кафе, мне понравилось. Голос неплохой. — сказал Мещеряков.