Ревизор: возвращение в СССР 39
Шрифт:
Да и стыдно, если честно, было бы с такой просьбой к Румянцеву приходить. Нормальный мужик вполне… Что он подумал бы, что я прошу его за меня с бабой воевать? И как бы потом ко мне отнесся? Записал бы в личное дело, что отказавшийся дать подписку, чтобы не работать стукачом Ивлев, пришел и заложил свою знакомую Быстрову, как настоящий первостатейный стукач.
Ну и надо учитывать, что комитетчики люди не совсем предсказуемые с моей гражданской точки зрения, силовая структура же. А ну как решили бы, что раз я так дергаюсь, то значит Быстрова что-то про меня компрометирующее может знать, что можно в мое досье включить, чтобы меня потом шантажировать в случае надобности? А ведь она с Самедовым и тем главным инженером володинским, Головиным, долго вместе жила. Могла вполне нахвататься
Ну а дальше несложно представить, что произойдет, если Володина возьмут. Он же про нас, группировку Захарова, много чего знает. Непременно сдаст нас, лишь бы себе срок скостить…
Нет, не буду я на Регинку в комитет стучать. И глупо, и бессмысленно, и опасно… Одно дело, когда эта змея в атаку на меня шла, тут уже все средства хороши, чтобы ее в чувство вернуть. А самому так поступать — не мое это.
Другой вопрос, стоит ли Диме о ней рассказать? Был бы помоложе, тут же бы побежал звонить и восстанавливать справедливость, поделившись моим опытом общения с ней. Ну а вдруг он в нее уже влюбился? Ничего он в этом случае не будет от меня слушать, влюбленные они все такие, уверены, что их любимый человек сущий ангел. Надо думать, короче, чтобы дров не наломать. А то если я расскажу ему про Регину, а он не поверит, то с моей стороны это будет воспринято как объявление войны. Я их только сплочу вместо того, чтобы разделить.
Ладно, черт с ней с этой Региной, у меня премьера!
Естественно, вызвали такси, сомневаюсь, что, зайдя за кулисы отмечать с актёрами, я смогу остаться полностью трезвым, это по такому-то поводу!
Когда приехали к «Ромэну» то там, конечно, уже нас ждали. Брагин приехал на своей машине и привёз троих ребят, помимо Женьки. Только мы вышли из своей машины и со всеми поздоровались, как тут же Виктория Францевна с Машей появились, они на такси к театру приехали. Дальше больше. В итоге в фойе театра мы входили уже очень большой компанией, даже вызвали какой-то интерес у других граждан, которые пытались понять, что это за такая решительно настроенная делегация, которая тут же двинулась к билетёрам. Билетёры очень положительно оценили такое количество контрамарок на руках. Уважительно очень отнеслись, догадались, что непростые люди пришли такой большой группой. Хорошо, что день оказался нетипично тёплым для сентября, так что ни в каких куртках ни у кого никакой надобности не возникло, и гардероб нам не понадобился.
Зашли в буфет, где все, конечно, начали меня расспрашивать о том, как я дошёл до жизни такой. Рассказал в общих чертах, что обратились из театра, понравились им мои статьи в газете «Труд», уловили какой-то у меня потенциал, видимо. Честно рассказал и о том, что я вначале отказался. Был уверен, что не моё это, и так сильно загружен, ещё и в это дело лезть. Но потом как-то само собой в голове вдруг возник сюжет пьесы и стало жалко его терять. Вспомнил и про то, что люди же просили… Так что сюжет свой расписал, подучил основы драматургии, пообщался по этому поводу с умными людьми, и после определённых правок пьеса оказалась готова.
— Ты так говоришь, Паша, — не выдержал Брагин, — как будто каждый из нас может вот так вот сесть и такую же пьесу написать, и её тут же поставят в каком-нибудь вот таком серьёзном театре наподобие «Ромена».
— Ну а почему бы и нет? Откуда ты знаешь, что так оно и не будет? — на полном серьёзе сказал я Костяну. — Ты ж пойми, что многие люди просто-напросто не знают, какие таланты у них есть. Представляешь, сколько великих художников понятия об этом не имеют, потому что никогда всерьёз не рассматривали такой вариант своего развития. Так что вполне себе способен поверить и в то, что огромное количество драматургов могло бы написать великолепнейшие пьесы не хуже того же самого Шекспира, но мы никогда их не увидим, потому что они сами себя ограничивают и ничего
— Ну ты прямо, Паша, такую речь, полезную для мотивации творчеством заняться, нам произнёс сейчас! Наверное, все начнут дома потихоньку пьесы писать! — рассмеялся Ираклий.
— И потом к тебе обращаться, чтобы ты отнёс к своему знакомому режиссёру посмотреть эту пьесу. — с улыбкой сказала Виктория Францевна.
Ну да, вот уж кто жизнь и людей знает…
— Ну, тут для меня нет чужих людей, так что и посмотрю сам, и отнесу, если сочту, что эта пьеса достойна того. — ответил я.
Времени осталось немного до начала, пошли занимать места в зале. С одной стороны от меня села жена, с другой стороны пристроилась Маша. Бабушки сели все втроём, рядышком с ней. С волнением обратил внимание, что практически все места в зале полностью заняты. Ну а затем началось само представление…
Смотрел, конечно, с не меньшим волнением, чем во время генеральной репетиции. Тогда, конечно, это было в первый раз, что тоже очень волнующе, но сейчас-то зал полон людей, в отличие от той репетиции. И было немножко страшно, что им может не понравиться. Нет, конечно, меня это полностью не раздавит, я уже вполне себе состоялся и в других профессиях, и цену себе знаю, но привести такое огромное количество родственников и хороших знакомых и получить негативную реакцию от зала, конечно же, не хотелось. Но постановка шла, и, судя по реакции в зале, от сердца потихонечку отлегало. Актёры работали великолепно, с полной самоотдачей, попросту жили на сцене жизнью чужих людей. Их прекрасная работа находила живой отклик у зрителей в некоторые особо волнующие моменты, когда, к примеру, сомнительные родственнички главного героя шли поджигать дом. Весь зал возмущённо ахал.
Так что, когда наступил антракт, я уже был поспокойнее. Если кто и принес с собой гнилые помидоры, чтобы закидать автора, то скорее всего, доставать их не будет…
В антракте хотели в буфет снова попасть, но не срослось — мы пока все собрались, чтобы туда дойти, там уже огромная очередь выстроилась. Так что поболтали стоя, разминая ноги. Маша рассказала о своей учебе, интересно было послушать как биологи учатся, в отличие от гуманитариев…
Вернулись в зал, и снова зрители очень живо реагировали на повороты сюжета. Когда главный герой своих родственничков к себе жить позвал, зал аж замер от неожиданности. А когда пьеса закончилась и зал разразился аплодисментами, я выдохнул: все в порядке, пьесу приняли совершенно нормально. Сюрпризом стало, когда Михаил Русланович вышел на сцену и сказал, тряхнув своей гривой волос:
— Товарищи, рад вам сообщить, что сегодня с нами в зале присутствует автор этой чудесной пьесы, которую вы так тепло приняли. Павел Тарасович Ивлев, пожалуйста, подымитесь на сцену.
Глава 14
Москва, «Ромэн»
А вот такого я, честно говоря, не ожидал. Ну что же делать, пришлось выходить и подниматься на сцену. Большой всё-таки в «Ромэне» зал. Никогда ещё у меня не было такого большого зала во время выступлений по линии «Знания» с таким количеством людей. И все они мне аплодировали. Ощущения, конечно, были приятные, а потом ещё и цветы понесли. Вручили мне аж три букета к моему огромному удивлению. Я-то рассчитывал, что только артистам их будут дарить. Мне, честно говоря, было как-то и неудобно самому цветы получать.
Но тем не менее выступил, конечно, что же молча стоять, как истукан. Поклонился, сказал зрителям огромное спасибо, что они пришли и им понравилась моя пьеса. Пару слов сказал, естественно, о том, какие талантливые актёры играли, и как мне это приятно, и ушёл со сцены, вернувшись обратно в зал. Дальше уже всё пошло как положено. Артисты вышли ещё раз на бис, раскланялись, после чего представление окончилось. Зрители начали расходиться. Ну а для меня наступила вторая часть, неформальная. Я подхватил авоськи, и тут к нам подбежал режиссёр.