Ревнивая лампа Аладдина
Шрифт:
«Но как же моя клятва? Как мне уговорить царевну? Я должна сделать так, чтобы она снизошла до моего юного господина… которому я бы сама с удовольствием отдала всю себя без остатка, отдала бы даже саму свою жизнь!»
Сиреневатое облачко по-прежнему покачивалось в укромном углу покоев. Магрибинец прошел мимо, едва не задев это облачко рукой. Был он хмур и чем-то озабочен.
«Как не похож он сейчас на себя былого! – подумала джинния, невольно следя за удалявшейся фигурой. – Какая-то мысль, и притом мысль недобрая, не дает ему покоя…»
Шум в покоях,
– О Аллах, что теперь со мной будет! – донеслось из-за двери, и на пороге появился мудрец Икрам.
Сейчас никто не мог бы назвать его строгим или суровым. Распахнутое платье, горящие глаза, пунцовые от страсти губы…
– Ничего не бойся, о мудрец, – отвечал ему довольный женский голос. Так сыто мурлыкать могла бы кошка возле огромной пиалы с молоком. – Никто во дворце не узнает об этом… Покои царевны священны и неприкосновенны!
– Но, прекраснейшая, я всего лишь ничтожнейший из рабов твоего отца! Теперь он сотрет меня в порошок! Моя жизнь кончена!
– Трус… – произнесла Будур с презрением. – Я думала, что ты настоящий мужчина, решительный и смелый… Что с тобой сделало лишь одно мое имя! Куда девалось твое желание? Где же твоя страсть? Пошел прочь, ничтожный! Ты не заслуживаешь этого, но я дарю тебе великую милость. Никто не узнает о том, что ты дважды возлег с царевной… Иди прочь…
– Да пребудет с тобой Аллах всесильный, о великая госпожа! – Икрам поклонился и заспешил прочь, едва не сбиваясь с шага на бег.
– Трус… – еще раз проговорила Будур, но уже без злости, скорее просто называя вещи своими именами. – Трус, но какое тело! Какая страсть! Как жаль, что он тоже… Хотя… Быть может, он еще…
Не договорив, царевна вновь исчезла в покоях. Вскоре оттуда послышался звон колокольчика, и высокая белокурая девушка почти бегом пересекла тот зал, где, по-прежнему никем не замеченная, оставалась джинния.
«Ну нет, эта… – высокое воспитание джиннии помешало назвать Будур подходящим словом… – Она недостойна даже кончика ногтя моего юного господина… Ни за какие богатства мира я не подойду к ней, чтобы попытаться уговорить ее встретиться с Аладдином. Пусть она довольствуется диваном и мудрецами. Пусть… да пусть хоть сам Иблис Проклятый станет ее избранником! Никогда я не допущу, чтобы мой господин унизился связью в этой недостойной, с этой…»
И опять джинния не смогла даже в мыслях назвать царевну подходящим словом.
Не решаясь превратиться в человека хоть на миг, джинния облачком летела через покои. Немыслимое число поворотов и столь же немыслимое число охранников, что несли караул у каждой двери, удивляли джиннию. Вернее, не удивляли. Ее поражало то, как легко царевне удавалось проскользнуть через эти многочисленные препоны в город.
За очередным поворотом показалась открытая дверь. А за ней… А за ней стояла царевна Будур в легком атласном кафтане, надетом поверх шелковой рубашки и почти прозрачных газовых шаровар. Джинния уже готова была юркнуть за створку двери, но что-то в облике
«Ведь я же видела ее только что довольно далеко отсюда… А это уже почти покои халифа… Неужели царевне удалось так быстро проскользнуть вслед за мной?»
Джинния стала пристально разглядывать царевну. Та стояла почти неподвижно, молчала и лишь осторожно осматривалась, словно человек, вставший с постели, но толком еще не проснувшийся.
«О Сулейман-ибн-Дауд, мир с ними обоими, да она же прозрачная! Это не Будур! Не настоящая Будур!»
И вновь вспомнила джинния слова своего проклятия. «…ибо в миг соединения будет появляться двойник, мечтающий лишь об одном…»
«Так он уже познал царевну! И это тот самый двойник… Ну что ж, Инсар-маг, знай: и мои слова имеют вес в колдовском мире… Значит, уже появились первые знаки, указывающие на приближение твоей смерти…» – Хусни торжествовала.
Джинния, словно шалью, своим облачным телом обняла двойника царевны за плечи. Девушка была совсем настоящей – живая, теплая, с блестящими нежными глазами и длинными черными косами. Но лилейно-белая полупрозрачная кожа выдавала магическую природу этого удивительного существа.
«Как же тебя до сих пор никто не заметил, малышка? – подумала джинния. – Хотя, раз все считают Будур затворницей, мало кто ее видел… Значит, это необыкновенное существо просто принимали за одну из служанок, пытающихся спрятаться от тяжелой работы…»
Миг – и перед двойником Будур появился двойник той самой белокурой служанки, что спешила в покои царевны на зов колокольчика.
– Пойдем, красавица, я покажу тебе дорогу, – нежно проговорила джинния – а это была она, – взяв за руку двойника царевны.
Почти неслышно две пары башмачков отсчитывали шаги по драгоценным полам дворца. Джинния вполголоса говорила что-то двойнику царевны. Девушка отвечала, словно опоенная настоем опийного мака.
«Ничего, красавица, скоро мы будем далеко отсюда. И, да поможет мне Аллах великий, что дарит свою благодать правоверным, я сдержу обещания, данные своему молодому господину. А если мне поможет еще и повелитель всех магов, Сулейман-ибн-Дауд, мир с ними обоими, я смогу выполнить и желание доброй матушки моего господина… Быть может, я смогу стать душой этого бездушного существа… Пусть Аладдин любит царевну, но на самом-то деле он любит лишь ее облик. А душу… Душа будет моя – вернее, я сама стану царевной… Но пока мне надо придумать, как вывести двойника за ворота…»
Джинния стала прикидывать, как объять девушку пеленой невидимости, но трубные звуки за окнами отвлекли ее от размышлений. Ревели зурны, били барабаны, кричали глашатаи.
– О Сулейман-ибн-Дауд, как беспокойны эти смертные! – пробурчала джинния. – Не дают даже спокойно подумать! И о чем так кричат глашатаи? Что еще за беда напала на этот странный город, где царевны гуляют по улицам, словно девки из веселого квартала, а колдуны невиданной силы вынуждены искать мальчишку, чтобы поднять с пола пещеры камень?