Револьвер в буфете

Грин Грэм

Я вставил дуло револьвера в правое ухо и спустил курок. Раздался щелчок, и, взглянув на барабан, я увидел, что заряд встал на место. Один раз пронесло. Помню, я испытал необычайно радостное чувство. Впечатление было такое, как будто вдруг включился свет. Сердце радостно билось

в своей клетке, и мне казалось, что жизнь содержит бессчетное число возможностей. Я ощутил себя молодым человеком, впервые переспавшим с женщиной, только что в этом Эшриджском парке сдавшим экзамен на зрелость, ставшим настоящим мужчиной. Я пошел домой и сунул револьвер обратно в буфет.

Самое поразительное в этой истории то, что повторялась она не один раз. Время от времени я испытывал непреодолимое желание вновь испробовать привычный наркотик. Я взял револьвер с собой в Оксфорд и ходил с ним из Хедингтона в Элсфилд по дороге, которая теперь стала широкой, гладкой и блестящей, точно стены общественной уборной, а тогда была сырой, узкой сельской улочкой. Я заводил револьвер себе за спину, прокручивал барабан и, стоя под черным уродливым зимним деревом, быстро и воровато вставлял дуло в ухо и спускал курок.

Со временем действие наркотика ослабло. Я утратил чувство ликования, осталось разве что тупое возбуждение. Разница была такая же, как между любовью и похотью. И по мере того, как острота этого переживания уменьшалась, росло чувство ответственности, а с ним и тревоги. Я сочинил очень слабое стихотворение, написанное белым стихом (белым — потому что так было легче передать мысль, не прибегая к литературной условности), где говорилось, как, дабы испытать ложное чувство

опасности, я «спускал курок револьвера, что был не заряжен». Стихи эти я постоянно держал на письменном столе, чтобы-, проиграй я пари с самим собой, у несчастного случая имелось бы неопровержимое доказательство. Тогда бы мои родители легче, мне кажется, пережили потерю; им было бы куда тяжелей, если бы мою смерть сочли самоубийством или если бы они узнали всю — довольно нелепую — правду.

Окончательно с этим наркотиком я распростился тоже в Беркемсте- де. «Приняв» пятую дозу, я вдруг поймал себя на том, что не испытываю даже возбуждения. Курок теперь я спускал так, словно принимал таблетку аспирина. И тогда я решил дать револьверу (он был шестикамерным) шестой — и последний — шанс. Провернув барабан, я в последний раз приставил дуло к уху и услышал знакомый щелчок. Действие наркотика кончилось. И когда я шел через пустырь по новой дороге, мимо разрушенного замка, мимо отдельного, выложенного гравием, предназначенного специально для лорда Браунло входа на старую железнодорожную станцию, меня занимали уже совсем другие мысли. Эта кампания завершилась, однако до конца войны со скукой и неприкаянностью было еще далеко.

Я спрятал револьвер обратно в буфет и, спустившись вниз, кротко и убедительно солгал родителям, что уезжаю к приятелю в Париж.

^{The Lost Childhood And Other Essays © 1951 Verdant SA}