Революционный террор в России, 1894— 1917

Гейфман Анна

Более того, по правилам безмотивного террора долгом каждого анархиста являлась борьба с представителями экономического истэблишмента, которые, по мнению чернознаменцев и подобных им групп (таких, как анархисты-индивидуалисты), были не менее виноваты в порабощении народа, чем слуги самодержавия. В борьбе против частной собственности кредо анархистов оправдывало убийства всех промышленников, владельцев заводов и фабрик, их управляющих, помещиков и т. д. — представителей мира капитала, которые являлись эксплуататорами просто в силу занимаемого ими положения(25). Эти радикалы считали виноватыми в экономическом угнетении «не какой-то строй общества, а каждого, кто поддерживает этот строй и пользуется им в свою пользу»(26). Ввиду всего этого лидеры анархистов призывали своих последователей без угрызений совести бросать бомбы в театры и рестораны, поскольку такие места были созданы специально для

увеселения буржуазии и туда не ходили те, кто не принадлежал к классу эксплуататоров(27). Такие действия казались особенно целесообразными еще и потому, что, как утверждали анархисты-коммунисты в одной прокламации, «экономический (антибуржуазный) террор в сравнении с политическим является лучшим средством для пропаганды наших идей среди пролетариата»(28). Анархисты-индивидуалисты шли еще дальше и заявляли, что они вправе нападать и убивать любого, даже если за этим стоят «побуждения только своей воли, единственно для своего собственного самоуслаждения, причем требуется одно лишь сознание у совершающих террористический акт… что, совершая подобный акт, они так или иначе способствуют разрушению буржуазного мира»(29).

Анархисты стремились как к разрушению того, что они считали деспотическим политическим и экономическим строем, так и к уничтожению культурных и духовных основ государства и общества. Представители анархистов-коммунистов санкционировали безмотивный террор против реакционных мыслителей и интеллектуалов и, еще чаще, против духовенства(ЗО). В глазах анархистов даже символы государственного и духовного порабощения — триумфальные арки, памятники гражданским и военным деятелям, церковные здания — были подходящими объектами для взрывов(31).

Чернознаменные организации набирали большую часть своих кадров из низших слоев общества окраинных областей империи и из мест еврейской черты оседлости(32). Хотя у анархистов было довольно мало последователей в Центральной России и в столицах, в этих местах тоже действовали небольшие группы, в своем радикализме и фанатизме ни в чем не уступавшие чернознаменцам. Вероятно, наиболее заметной из них была военизированная секта «Безначалие», центр которой находился в 1905 году в Петербурге, а маленькие подразделения — в Киеве, Минске и Варшаве. Как и чернознаменцы, безначальцы называли себя анархистами-коммунистами и тоже были страстными поклонниками безмотивного террора.

Лидером безначальцев был молодой человек, лет двадцати, тезка царя — Николай Романов, принявший псевдоним Бидбей (Бидбеев). Бидбей призывал своих сторонников наносить безжалостные удары по всем и каждому государственному чиновнику и полицейскому, утверждая, что любое такое нападение будет шагом к освобождению народа. Более того, по мнению Бидбея, необходимо было направить террористические акты против всех владельцев частной собственности, причем каждое такое нападение считалось «прогрессивным», так как оно обостряло классовые противоречия и толкало угнетенные массы на борьбу с хозяевами. В соответствии с истинным духом безмотивного террора безначальцы приняли боевой клич «Смерть буржуазии!» за основу своих действий, считая достаточным, по словам одного анархиста, «увидеть на человеке белые перчатки… чтобы признать в нем врага, достойного смерти»(33).

После 1907 года, когда организованная антиправительственная деятельность и массовое политическое насилие были в основном подавлены, большинство последователей Бидбея посвятили себя исключительно экономическому террору. В то время как многие бывшие радикалы, особенно среди рабочих, разочаровались в революционных идеалах и вернулись на свои рабочие места, безначальцы настаивали на том, что истинный анархист не может участвовать в производстве. Он «не должен своим трудом на фабрике и в мастерской создавать силу и укреплять позиции той самой буржуазии, которая подлежит беспощадному истреблению. Удовлетворение своих материальных потребностей настоящий анархист должен обеспечить посредством ограблений и похищений имущества богачей в свою личную пользу»(34).

Короче говоря, Бидбей и его последователи объявили тотальную войну современному им обществу в целом, которое они считали коррумпированным до основания и которое они стремились разрушить при помощи любых видов террора. Некоторые более мелкие анархистские группы, такие, как анархисты-индивидуалисты, откликнулись на призыв к неограниченному политическому насилию, оправданному именно тем, что оно и не требовало оправдания(ЗЗ).

АНАРХИЧЕСКИЙ ТЕРРОР НА ПРАКТИКЕ

Вне зависимости от теоретических разногласий между анархистами по вопросу, насколько широко могут применяться террористические методы борьбы, все члены анархических

организаций в той или иной степени были сторонниками политических убийств. Ни одна из групп не сомневалась в необходимости террористической деятельности, и их расхождения касались только лишь незначительных пунктов теории и деталей выбора жертв.

Отдавая дань общим рассуждениям о необходимости агитации и пропаганды среди пролетариата, на деле многие анархические группы занимались исключительно террором и не тратили сил на прочие приемы антиправительственной и антикапиталистической борьбы, которые не давали моментальных результатов. По словам одного бывшего экстремиста, «почти не было анархиста, который по вступлении в ряды движения не делался на все сто процентов боевиком, готовым в любую минуту идти на тот или иной акт. Революционная обстановка… создала атмосферу всеобщего боевизма», особенно в 1905–1906 годах(Зб). Одним словом, анархисты являли собой ярких представителей террориста нового типа, не только в своем выборе жертв, но и в том, как они проводили террористические акции.

Что касается выбора жертв, то все анархисты (кроме хлебовольцев, которые жили главным образом за границей и потому большей частью ограничивались теоретическими заявлениями), стремились показать на практике свою готовность к беспорядочным и массовым убийствам. Даже наиболее умеренные анархисты-синдикалисты, не верившие в то, что политические убийства могут освободить народ от гнета капитала, поддерживали любой теракт, вписывавшийся в их политику всеобщего экономического террора. После начала первой русской революции анархисты предпринимали такие террористические акции, которых и представить себе не могли революционеры XIX века и которые отталкивали даже многих радикалов других революционных направлений, занимавшихся антиправительственной деятельностью бок о бок с ними.

Как и члены других революционных организаций, анархисты использовали любую возможность свести счеты с полицейскими агентами в своих рядах(37), отомстить лицам, помогавшим властям в аресте революционеров или дававшим показания против них на суде(38). Вместе с представителями радикальных социалистических групп анархисты стреляли и бросали бомбы в полицейских, проводящих обыски или производивших аресты. В этих случаях анархисты часто предпочитали выпустить последнюю пулю в себя, чем отдаться в руки полиции(39). Они также убивали при попытках освобождения арестованных товарищей, иногда придумывая весьма рискованные планы. В одном таком случае группа анархистов ворвалась в церковь, где арестованные присутствовали на пасхальной службе, освободили их всех и убили охранников(40). Анархисты также совершали нападения на типографии и заставляли рабочих, под угрозой немедленной казни, печатать их листовки и прокламации(41). И наконец, в то время как отдельные анархисты и изолированные группы строили сложные планы убийства генерал-губернаторов и других видных государственных деятелей, включая и членов императорской семьи(42) (эти планы всегда проваливались по той или иной причине), большинство анархистов, как и многие эсеры и некоторые социал-демократы, всегда искали удобного случая, чтобы отомстить местным военным властям, начальникам Охранных отделений и жандармских управлений, гражданским и тюремным чиновникам, а также священникам и раввинам, критиковавшим радикалов в своих проповедях(43). И все же в одном аспекте их террористическая практика кардинально отличалась от действий других революционных организаций, включая и максималистов: анархисты направляли свои удары, индивидуальные и групповые, против государственных чиновников всех категорий и рангов по единственной причине — они считали всех слуг самодержавия. достойными пули уже потому, что последние носили мундиры. Конфликт между властями и радикалами был так глубок и взаимная ненависть так сильна, что, как вспоминал один революционер, некоторые анархисты не могли вынести одного вида офицера полиции, проходившего мимо по улице(44). Не удивительно поэтому, что наиболее частыми жертвами нападений были городовые, достаточно заметные, чтобы привлечь внимание всякого, ищущего способ выразить свой гнев. Вслед за взрывом революционной активности в 1905 году очень многие городовые становились жертвами анархистских выстрелов средь бела дня(45).

Во многих ситуациях анархисты пытались добиться своими терактами наибольшего пропагандистского эффекта среди пролетариата и в некоторых случаях прибегали к намеренному провоцированию так называемого «контрреволюционного насилия». 24 апреля 1905 года, например, несколько одесских анархистов собрались перед городской думой, чтобы начать беспорядки и оказать сопротивление полиции, которая должна была бы обязательно появиться для их подавления, и в тот момент бросить бомбу в полицейский отряд (46).