Революция 1917-го в России — как серия заговоров(Сборник)
Шрифт:
Для иллюстрации сектантской программы Маркс и Энгельс цитируют суждения Бакунина о «единственном революционном классе»: «Разбой — одна из почетнейших форм русской народной жизни. Разбойник — это герой, защитник, мститель народный; непримиримый враг государства и всякого общественного и гражданского строя, установленного государством; боец на жизнь и на смерть против всей чиновно-дворянской и казенно-поповской цивилизации…» Авторов возмущают советы Бакунина русской молодежной аудитории — «стать коллективным Стенькой Разиным», а для этого бросить школы, а также формула «мы должны не учить народ, а бунтовать его».
Но дело не только в теории, но и в практике: «В Италии
И уже совсем откровенно: «Мораго основал альянсистскую группу из наихудших буржуазных и рабочих элементов, навербованных в рядах франкмасонов. Эта новая группа… попыталась организовать Интернационал в виде секций, которые должны были под ее руководством служить планам графа де Пенише и которых этому интригану удалось вовлечь в предприятие, имевшее единственной целью поставить его у власти…»
Как писал Бакунин в письме одному из сторонников, «Альянс должен с виду существовать внутри Интернационала, в действительности же стоять несколько в стороне от него, чтобы лучше наблюдать за ним и руководить им». По этому поводу Маркс и Энгельс пишут: «Опираясь на эту франкмасонскую организацию, о существовании которой ни рядовые члены Интернационала, ни их руководящие центры даже не подозревали, Бакунин рассчитывал, что ему удастся на Базельском конгрессе в сентябре 1869 г. захватить в свои руки руководство Интернационалом…»
Маркс и Энгельс подозревают, что Бакунин, делегируя убийце Сергею Нечаеву мандат представителя Интернационала, намеренно «подставляет» его руководство — с целью захватить контроль над организацией, заместив его структурой совершенно иного типа, где члены делятся на «посвященных» и манипулируемых, а классовый состав представлен не создателями материальной стоимости, а представителями теневой экономики и люмпенами (босяками).
«Мы имеем только один отрицательный неизменный план — беспощадного разрушения. Мы прямо отказываемся от выработки будущих жизненных условий как несовместной с нашей деятельностью». Цитируя эти слова Бакунина, Маркс и Энгельс суммируют его кредо: «Анархия превращается уже во всеобщее всеразрушение; революция — в ряд убийств, сначала индивидуальных, затем массовых; единственное правило поведения — возвеличенная иезуитская мораль; образец революционера — разбойник…»
Далее авторы отмечают, что в Европе бакунинская организация с подобным кредо вполне устраивает буржуазию. «Вся либеральная и полицейская пресса открыто встала на их сторону; в Англии их поддержали буржуазные республиканцы, в Италии — свободомыслящие догматики, предложившие основать под знаменем Стефанони «универсальное общество рационалистов» (монастыри для атеистических монахов и монахинь и т. п.), организацию, по уставу которой в зале заседаний устанавливается мраморный бюст каждого буржуа, пожертвовавшего 10 000 франков, в Германии — со стороны бисмарковских социалистов…»
И марксисты, и бакунинские квази-анархисты идейно и материально зависят от англичан (Интернационал базируется в Лондоне). И те, и другие призывают к свержению существующего строя. Но в представлении подлинных красных, власть морально разложившихся монархий должна смениться властной машиной рабочего народа. По Бакунину, однако,
Такой образ будущего общества без власти вполне созвучен герценовской утопии — как и основанной на нем программе «Народной воли», где в числе требований — «широкое областное самоуправление, обеспеченное выборностью всех должностей, самостоятельностью мира и экономической независимостью народа; самостоятельность (крестьянского) мира, как экономической и административной единицы; принадлежность земли народу; полная свобода ассоциаций; всеобщее избирательное право; замена постоянной армии территориальной». И ни слова ни о буржуазии, ни о пролетариях позаимствованный у Герцена сценарий отказывает России в индустриальном будущем. Она должна быть отсталой — как Индия.
Приятели Герцена в своих письмах не скрывают своей принадлежности к тайным обществам. Так, его итальянский друг Леопольдо Спини жалуется: «Когда развалины бедной Италии будут скреплены цементом, мастер-каменщик окажется ненужной помехой, паразитом-трутнем, который должен быть изгнан из улья. Все это так, но сначала он является необходимым элементом премьером в опере».
От этих откровений о роли масонства Спини переходил к претензиям к Ватикану: «О, этой папа! Он перешел все границы, и я ему этого не прощу… Если бы он созвал в Риме Национальное собрание и провозгласил свободу, освобождение народов, он стал бы могучей, высшей силой». Точно с таким же демагогическим ультиматумом обращался Бакунин к Александру II в брошюре «Пугачев, Романов или Пестель»: государь, объяви «само себя управление», и души мы в тебе не будем чаять! И что мог ответить либеральный монарх человеку, уже стократно проклявшему любое и всякое государство, а свое кредо выразившему в подчеркнуто антихристианском, гностическом тезисе о равенстве энергии разрушения энергии созидания?
«Само себя управление» было главным мотивом Марии Спиридоновой, с дебоша которой на V Всероссийском съезде Советов начался мятеж левых эсеров в июле 1918 года. Она возмущалась централизацией власти в разоренной стране, требуя вместо нее «беспредельной свободы выборов, игры стихий народных» — тогда, дескать, и родится творчество, новая жизнь, новое устроение и борьба». Ее интеллектуальным наставником был мистик Аполлон Карелин, одновременно член ЦК левых эсеров и глава ложи тамплиеров в Москве. Когда большевикам приписывают полную дезорганизацию судебной власти после Октября, не упоминается, что министром юстиции в первом коалиционном правительстве был еще один «самоуправленец» Исаак Штейнберг.
Тайные общества в СССР были запрещены, но имена Герцена и Бакунина, не говоря об именах народовольцев, остались не только в революционном «пантеоне», но и в учебниках литературы и истории. Вместе с ними осталось наследие их философского яда, который начал вновь воспроизводиться буквально с первых лет возникновения так называемого «шестидесятничества». В частности, «соединение Маркса с Герценом» проповедовал М. Я. Гефтер и его школа — вместе с реабилитацией так называемых «правых большевиков». Этот рецепт, противоречивший самой истории левого движения в России и мире, имел единственной целью создание противовеса сближению государства и церкви, наметившегося в годы Второй мировой войны. Это была смыслоразрушающая операция, результаты которой дожили до Третьей смуты — когда снова одним из главных демагогических тезисов оппозиции (позиционирующейся как «левой») стало освобождение от всяческого «гнета», в том числе от призыва в союзную «постоянную» армию и ее замена на «территориальную»…