Революция чувств

Кураре Зоя

– Значит, я – редактор новостей, я виновата, я выпустила сюжет. А вы, Богдан Степанович? – закипела Стерва.

– Я, а что я, меня чуть не уволили, кстати, из-за ваших художеств. Я сюжета не читал, не видел материал до эфира, – оправдывался директор.

– За семь тысяч долларов в месяц, и вы не читаете новости в период предвыборной кампании? – информация прозвучала для Богдана Степановича словно выстрел.

Откуда Стервозовой известно, сколько Богдану Степановичу Сюсюткину платят в штабе оранжевых? Неужели кто-то в «Нашей Закраине» проговорился…

– Ежемесячно вы получаете деньги от Олега Рогова, вы лоббируете интересы Юбченко, вы…

– Тихо, тихо, Татьяна Васильевна, эти стены

имеют уши, – в полуобморочном состоянии взмолился Сюсюткин.

– Пусть стены знают, я молчать не намерена, я подыму коллектив, мы устроим акцию протеста, – шипела на директора Стерва.

Денежный домик, построенный из семидесяти сотен в месяц, рухнул. Сюсюткин не сомневался, Стерва находилась на дозе – штука в месяц. Рогов намекал в разговоре с Сюсюткиным, что, мол, Стерва – наш человек. Итак, что мы имеем? На телекомпании назревает грандиозный скандал! С одной стороны Артур Лысый с приказом уволить Стерву и Волкодава, с другой стороны Стервозова, имеющая компромат на Сюсюткина. О, драма! О, сюжет! Обхохочешься.

Богдан Степанович нервно улыбнулся, он пытался изо всех сил сохранить лицо, лицо честного, порядочного человека, но Стерву не проведешь.

– Пойдем ко дну вместе, да, Богдан Степанович? Помирать, так с музыкой. Как вы думаете, что скажет Артур Владимирович, если узнает, что вы, директор телекомпании…

– Татьяна Васильевна, я принял решение бороться. Мы отстоим свои журналистские права. У нас есть профсоюз? Председатель профсоюза напишет ходатайство, коллеги возьмут на поруки. Я, как руководитель, должен считаться с профсоюзной журналистской организацией. Мы не утонем в этом политическом водовороте событий!

Татьяна Стервозова словесный понос не слушала, и слышать не хотела, она понимала, директорский бастион рухнул. Сюсюткин сдал позиции непорочного директора, который здесь работает не за зарплату, а исключительно из любви к телевидению.

Богдан Степанович потянулся к коньяку. Коньяк, невольный свидетель происходящего, от волнения пустил газы, которые в граненом стакане с точки зрения здравого смысла и элементарной химии подобны обыкновенному чуду. Коньяк не шампанское, откуда в нем появились пузырьки воздуха?

Сюсюткина штормило, он заглянул в стакан, увидел, как пузыриться коньяк, вздохнул и назидательно произнес:

– Революцией пахнет, коньяк прокис, не к добру!

Коньяк вздрогнул. Он не имел права на эмоции, не должен пузыриться по пустякам, он обыкновенный алкогольный напиток. Какой конфуз!

– Хватит, – Стерва выхватила из цепких рук Богдана Степановича стакан с остатками коньяка.

– Хватит пить, возьмите себя в руки, – пытаясь остановить коньячный беспредел, разражено сказала Стерва.

– И еще, я подписал приказ о назначении Натальи Павловны Благовой главным редактором, находите с ней общий язык. Пожалуйста, Татьяна Васильевна.

– Непременно, я могу идти? – униженно проговорила Стерва.

– Конечно.

Хлопнула дверь директорского кабинета. Не получилось, подумал Сюсюткин. Он знал, что Татьяна Стервозова люто ненавидит его, как руководителя, за глаза компрометирует, называет его, директора крупной телекомпании в задорожской губернии, обезличенно – Оно.

Богдан Степанович решил под шумок уволить Стерву. Избавится от неуправляемого редактора новостей. Благова-чистоплюйка защищает подругу, умоляла Лысого не увольнять редактора информации, уговорила. Богдан Степанович, воспользовавшись ситуацией, попытался сыграть в собственную игру. Не получилось. Жаль. Слишком много знает. Ох, и стерва эта Стервозова, сокрушался мысленно директор телекомпании ЗАО «Полет».

Спектакль с распитием коньяка Богдан Степанович классно придумал, все до мелочей продумал, не получилось. Откуда

Богдану Степановичу ведомо, что отношения Рогова и Стервы столь дружеские? Его подчиненная знает, что между Роговым и Сюсюткиным существует ежемесячная связь в размере семи тысяч долларов. Связь порочная, компрометирующая Богдана Степановича. Деньги, как наркотик. Однажды вкусив их сладость, отказаться от земных благ здравомыслящий человек не в силах. А значит, Стерву, как ложку дегтя в сытой и комфортной жизни, Богдану Степановичу придется терпеть.

Стерва сильная, мудрая. Она победила самого Артура Лысого. Сюсюткин и Лысый отныне вынуждены считаться с ней, ее мнением. Татьяне Васильевне и в голову не приходило, что попытка уволить ее из телекомпании – хитроумный план человека, чье имя и отчество она без уважения и трепета заменяет на «Оно». Стервозная манера преувеличивать собственные заслуги и уничижать других у Татьяны Васильевны Стервозовой постоянно присутствовала в крови.

Наташка Благова стала главным редактором, эта новость Стерву задевала, она грызла ее изнутри, отравляла негативными эмоциями разум, затуманивала сознание и тонкими щупальцами проникала в подсознание. За этим решением стоит Женька Комисар, рассуждала Стерва, усаживаясь в жесткое редакторское кресло. Женькина манера создавать пиар-сценарии, которые так естественны, так правдивы, а главное выгодны людям, на которых она работает. Получается, сокрушалась Татьяна Стервозова, ее бывшие подруги хорошо устроились. Женька работает в Пиар-центре, гребет деньги лопатой, зарабатывает себе имя мега пиарщицы, Благова стала главным редактором. А она, Татьяна Васильевна Стервозова, как работала редактором информационной службы, так им и остается. Перспектива, успех, денеги, слава? Наташка Благова долгие годы находилась у Стервозовой в подчинении, а теперь ею руководит. Сучки, думают я дура, мной можно манипулировать. Желчь, накопившаяся за последние часы, парализовала в душе Татьяны Васильевны то доброе и вечное, что принято называть дружбой. Желчь разъедала воспоминания, уничтожала прошлое, все то, что связывало подруг. Желчь, словно серная кислота, разъедала десятилетиями сформированные между тремя подругами коммуникативные связи. Желчь пленила разум, поэтому стоит ли удивляться, что месть бывших подруг в изощренности и цинизме не знает сослагательного наклонения, не знает жалости, сострадания и прощения.

Традиционно без предупреждения в редакцию информации вошла Женька Комисар.

– Привет, подруга! Я к тебе, Татьяна Васильевна. Всем привет, – обратилась Женька к сидящим в редакции журналистам, но те нарочито упорно уставились в мониторы. На лицах корреспондентов новостей не дрогнул ни один мускул. Время на доли секунды остановилось, чтобы Женька успела сориентироваться.

– Как у вас обстановка, военная? – с иронией в голосе спросила Комисар.

– Твоими молитвами, вот меня увольняют. Спасибо тебе Женя, спасибо родная, – с перекошенным и злым лицом произнесла Татьяна Стервозова.

Как по команде, журналисты оторвались от мониторов и в редакции информации зависла зловещая тишина. Было слышно, как за окном телекомпании на полной скорости проезжают автомобили, утопая в осенних глубоких грязных лужах. Как кричит мальчуган, раздавая недалеко от здания агитационные листовки. Слышно, как работает принтер, распечатывая очередной сюжет для новостей.

– Татьяна Васильевна, – Комисар хотела перейти на деловой формат общения, не при всех же выяснять отношения. Но Стерва так не думала, она, пережившая за утро столько унижений, жаждала крови. Она хотела, чтобы все знали, что она, Татьяна Васильевна Стервозова, лидер, она личность, она знает себе цену и не позволит даже близким подругам ее унижать, уничтожать в глазах рядовых журналистов.