Революция
Шрифт:
– Для этого я таскаю банку с краской и кисть?! Почему раньше не сказал?
– Сюрприз. Сейчас оставлю привет одному очень неприятному человеку. Хочешь – тоже можешь дописать. Если есть желание – русским матом. Он заслужил.
– И этот человек…
– Ты угадала! – Федор обернулся к ней, в его глазах прыгали чертенята. – Кайзер Вильгельм.
Остров Шпреинзель на реке Шпрее находится в нескольких сотнях метров от Рейхстага. Не удивительно, что о прорыве обороны в районе Тиргартена кайзер узнал весьма оперативно. Об этом ему сообщил Николаи, одетый в полевую форму.
– Наблюдатель докладывает – на обращенной к востоку стене Рейхстага появилась надпись по-русски. Краской и метровыми буквами. Сейчас найдут переводчика с русского.
Кайзер, стоявший у окна и вслушивающийся в звуки приближающейся перестрелки, сдобренной разрывами бомбометных мин, вдруг безвольно опустился в кресло.
– Не важно, что там намалевали. Это он. Только один русский способен на такое. Юсупов-Кошкин! Николаи, этот человек – мой злой рок. Именно из-за него погиб фон Шпонек, сорвалась операция у Гродно. Она отбила бы у Георгия всякое желание лезть в мои дела с Францией!
– Да, ваше величество.
Николаи знал, что все, связанное с русским князем, кайзер помнит до мелочей.
– Внезапно и у Франции, и у России появляется новое стрелковое оружие. Ничего необычного, простое, даже – примитивное. Но солдаты с ним воюют куда лучше, чем с нашим! А за странными изобретениями маячит тот же Кошкин. Он обнаруживает владение Зеркальным Щитом, убивает твою группу специальных агентов в Париже, сам выходит сухим из воды… Чтобы вновь обнаружиться сначала в Сестрорецке, где совершает прорыв в радиотелеграфии. Сам идет на фронт, в результате убиты наши лучшие маги под Ригой. Потом он в Мюнхене, и обреченное на провал восстание баварцев вдруг приводит к успеху. Наконец, как-то связан с уничтожением нашего главного магического сокровища, хоть никто достоверно не знает, что там произошло… Я, наверно, согласился бы тогда пожертвовать Вевельсбургом ради гарантии, что Кошкин исчезнет навсегда. Но нет. И вот мы с тобой у последнего рубежа. Убегать я не собираюсь. Хочу встретиться с ним глаза в глаза. Хотя бы раз. И убить. Пока Кошкин жив, у Германии нет будущего.
Николаи подумал, что русский – действительно сверхчеловек, коль обладает всеми качествами, перечисленными кайзером. Но вряд ли. Часть произошедшего вполне объясняется роковыми совпадениями. Взрыв замка – оплошностью гроссмагистра, к примеру.
А еще сверхчеловек – все равно человек. Смертный. В чем-то уязвимый. Лучше стрелять в него снарядами калибра десять сантиметров, чем выходить, что называется, с открытым забралом.
О забрале Николаи вспомнил, что называется, в тему. Кайзер распорядился принести ему фамильные латы. В глазах императора горел гнев, граничивший с безумием.
– Ты верно служил мне много лет, полковник. Но главное дело завалил, оказался некомпетентным слабаком. Оставайся здесь. С Кошкиным я разберусь сам.
– Все это напоминает ковбойские синематографические фильмы из моей бытности, – разорялся Друг. – Поединок раз на раз… Пижонство! Ну вот нафига ты повелся? Послал бы кайзера нахрен через его парламентера! Безоговорочная капитуляция и никаких переговоров! Лежать-ссать-бояться!
– Хватит смертей,
Для «ковбойской встречи» Вильгельм выбрал узкую улочку на северном берегу Шпрее, метрах в четырехстах от Шпреинзель. Мог бы придумать и что-то пафоснее, подумал Федор. Например, у Рейхстага, на Кенигсплац. Там куда уместнее смотрелся бы его нелепый жестяной прикид. Может, кайзеру у Рейстага неуютно? Не нравится надпись на его стене? Федор оттянулся от души. «Мы пришли, Вильгельм. Вам пи…дец!»
Ладно, работаем с тем, что есть.
Когда до фигуры, облаченной в доспехи, осталось около полусотни шагов – на такой дистанции в магических поединках начинают вышибать из противника душу, Федор без затей сорвал с плеча ручной пулемет и высадил весь магазин по ростовой мишени – как в тире. Практически все пули угодили в цель.
Рыцарь окутался фиолетовым сиянием защиты. И едва Федор начал менять магазин, пулемет, раскаленный от стрельбы, разогрелся еще больше. Ствол побелел и согнулся под собственным весом. Начал гореть приклад, пришлось отбросить оружие в сторону.
– Вот ты как? Но раз Зеркальный Щит не смог сдержать тепло, посмотрим на твою защиту…
Кайзер сорвал дымящийся шлем с головы и отшвырнул в бок. Зло ухмыльнулся. Прожарка мозгов не сработала.
Федор впервые видел его сравнительно близко, а не на фото и не на портрете. Потертый мужик, седой, почти лысый. Белые усы злобно топорщатся.
Не дав рассмотреть себя в подробностях, Вильгельм начал атаку, одновременно приближаясь. Федор, наоборот, отступал.
В него летели ледяные молнии и огненные шары. Булыжники, вывернутые из мостовой и какие-то совершенно непонятные сгустки энергии.
– Так держать! – радовался Друг. – Он тратит энергию дважды – бросая снаряды и отражая их сам после Зеркального Щита.
Щит, почему-то не уберегший пулемет в руках Федора, теперь отбивал как заправский вратарь все прилетавшее. И расходовал энергию в чудовищных количествах.
– Не дрейфь. Время есть. Ищи глазами железяку. Вон, труба в землю уходит. Как только швырнет молнию, действуй.
Пожалуй, это было самым авантюрным в плане боя. После взрыва в замке, точнее – контакта через амулет со всеми накопленными кладезями знаний, Федор еще не успел освоиться с ними, наладить контроль. Даже если кайзер ослаб, лишившись амулета, он все равно на голову превосходил по уровню дара и шаг за шагом истощал защиту соперника. Зеркальный Щит исправно вспыхивал, но яркость его свечения неуклонно падала. Скоро он исчезнет совсем!
А кайзер изощрялся, подбирая самые энергозатратные виды магии. Усатая морда налилась торжеством…
Неужели – конец? После всего…
Уже и своей жизни не жалко. Но забрать бы в преисподнюю этого урода! Пока Вильгельм жив, он – как опухоль, от которой в любую сторону расползется гангрена войны.
Поражение? Только не сейчас!
Федор почувствовал толчок в спину. В его опустошенный «топливный бак» вдруг потекла сила. Не так, чтоб много, даже сотой доли процента не наберется от испытанного в Вевельсбурге, но – хватило, чтобы защита приобрела прежнюю плотность. Пусть на короткое время.