Революция
Шрифт:
— Я? — фыркает со смеху Ляна — Я пока ничего не натворила.
— А кто тогда? — удивляется Лиса — Я была уверенна, что это ты накосячила.
— Да нет, в этот раз отличился Ганечка.
— Яков Станиславович? — Лиса скидывает сорочку через голову и одевается в что-то более домашнее, пижаму, скоро же спать пора — А таким приличным мужчиной казался… А что он натворил?
— Он прижал меня к себе при всем честном собрании, — опустив глаза, поведала я.
— Надеюсь, отец его не убьет. — посетовала Лиса — Хороший был шпион.
— Не
— Неет, он тебя не убьет, — глумливо покачала головой девушка — Он тебя любит.
— Поразительной любовью отцовской? — улыбаясь, декламирую — Может, ты и права. Но в любом случае Ганечку жалко, нам с ним ещё революцию делать.
— Ты тоже думаешь сделать революцию втайне от отца? — революцию, втайне от отца?
— Лис, об что ты грохнулась, пока я не видела? — спокойно уточняю я, тоже переодеваясь в пижаму.
— Да ни о что, вроде. — пожимает плечами девушка — Просто подумала, что это будет неплохой идеей.
— Нет, конечно, революция это шикарная идея, — начинаю трезво обдумывать ситуацию и ее возможности — Но даже в этом мире мы всего-лишь дети. Даже с умом тридцатипятилетних тетушек. Никто нас не воспринимает всерьез, ты же знаешь.
— Знаю, — кивает девушка — Но, согласись, отец не сможет провернуть это все сам.
— Соглашаюсь, — заваливаюсь на постель и закутываюсь в одеяло — Но он не один, у него есть мать, сторонники, в конце то концов. Ну и большевики, разумеется.
— А ты хочешь остаться в стороне от всего этого движа? — почти забытое слово из другого мира отрезвляет и заставляет задуматься.
— Ты ещё помнишь такие слова? Я думала, что мы их уже забыли за ненадобностью. — ностальгически улыбаюсь и продолжаю — Но ты права, я хочу поучаствовать в такой интересной революции.
— Интересной? — поинтересовалась Лиса — Что интересного ты находишь в этой революции?
— Возможность изменить мир. — объяснилась я — Нам надо обрасти связями, чтобы хотя бы попытаться что-то сделать.
Лиса разразилась заразным смехом. Интересно, е так насмешили мои слова или она что-то вспомнила?
— Знаешь, это так смешно, — отдышавшись, объяснилась она — Все, как ты любишь, пафоса выше крыши. В этой маленькой, душной комнате решалась судьба Российской империи.
И я, не удержавшись, тоже расхохоталась, задыхаясь в тяжелом одеяле.
— Нет, в тебе видно настоящего писателя даже если ты в другом теле и в другом возрасте, — улыбаюсь я, откидывая одеяло — Будешь чай, чтобы точно соответствовать всем канонам уничтожения судеб?
— Они пили чай, пока рушились их судьбы? — уточняет Лиса
— Они пили чай, пока рушились чужие судьбы, — снова улыбаюсь, пока поднимаюсь с постели — Помни об этом, когда будешь рушить чужие судьбы. Не забывай налить себе чашку чая, когда будешь обдумывать план по разрушению чужой судьбы.
— Это такой тонкий намек, чтобы я сходила за чаем? — хитро улыбается
Глава четвертая
20 июня 1915 года
Конец весны и начало лета прошли относительно спокойно — девочкам сшили новые траурные наряды, у Наденьки снова разыгралась "базедка", Базедова болезнь. У Владимира же все время была какая-то работа, он не поднимал головы от рукописей и нередко просил Ляну перепечатывать его работы. К Наденьке раза три приходил врач, лауреат Нобелевской премии. Только лауреат, к сожалению.
Незаметно пришло двадцатое число, день рождение девочек. Наденька с девочками с самого утра кружится на кухне, готовя праздничный ужин. Должен был быть весь ЦК, никакого празднования в кругу семьи. Девочки, впрочем, были не против празднования в большом кругу друзей и знакомых. Это было нужно родителям. А нормально отпраздновать можно и ночью, в своей комнатушке. Ульяна припасла бутылочку крайне дешевой, но очень вкусной малоалкогольной продукции. Для празднования шестнадцати(пятидесяти двух лет) самое то.
Ляна с Надей готовили салаты, основные блюда и думали что можно сделать с напитками. А Лиса все свое внимание подарила тортам, пирогам и прочим изделиям из теста. В планах были пирог из ревеня и торжественный торт.
К вечеру Ляну выдернул из приветливой обстановки кухни отец.
— Как вкусно пахнет, мои вы хозяюшки! — улыбаясь, на кухню вошел Владимир. — Позвольте украсть одну из прекрасных дам.
— Одну из прекрасных дам? — улыбаясь, переспросила Наденька — И кто тебе нужен?
— Мне бы тебя, но ты занята, Надь, — на полном серьезе провозгласил Ульянов — Отпустишь со мной Ульяну, печатать часть моих набросков?
— Лян, ты как, свободна? — спрашивает Надя, не отвлекаясь от помешивания бульона
— Да, уже иду, — я как раз отправила в печку Лисин пирог и была свободна на все оставшееся время. Интересно, зачем я отцу сейчас? И правда печатать часть набросков, или меня ждет крайне интересный разговор на щекотливую тему? Нет, такие разговоры проводила бы мама, наверное. Может что-то случилось? Да вроде тоже нет, ничего не должно было быть. Напрягай свою память, историк ты недоделанный.
Мы молча проследовали в кабинет отца, поближе к печатной машинке. Отец учтиво открыл предо мной двери и спокойно вошел в кабинет.
— Итак, что я должна напечатать? — улыбнувшись, переспросила я — Какие из набросков?
— Да, — отец небрежно достал что-то из кипы бумаг — Вот эти наброски, тут немного.
— Хорошо, — кивнула я, и сразу же села за машинку. Застучали клавиши, набирая нужный текст. После компьютеров в двадцать первом веке я уже ничего не боялась и печатала почти без помарок. Кажется, поэтому отец чаще звал помогать меня, а не маму. Но это демагогия, ничего существенного. Не бумаги же перепечатывать он меня позвал, правда.