Рейд БТ
Шрифт:
И замер. Поводил головой влево, вправо. Потряс головой. Протер глаза. Ничего не изменилось. Деревни не было. Нет, она не была сожжена или разрушена бомбежкой там, или артобстрелом. Не было видно ни развалин, ни воронок, не забивал воздух запах гари. Деревня, почти в тридцать домов, исчезла — как если бы, никогда и не бывала. Вместо домов и огородов, перед Степаном простиралось широкое поле, заросшее высокой, местами уже полегшей травой и бурьяном. Кое-где, по полю были разбросаны заросли мелкого хмызника. На месте, где должен был быть, родительский дом, из земли, торчали уже пожелтевшие кусты. Только на дальнем краю поля, была видна насыпь, поднимавшаяся над уровнем травы. Видно, там и проходила дорога, с которой лейтенант съехал пару часов назад. Степан втянул
На том месте, где должна была быть школьная изба, над колышущейся от ветра травой, поднимался выделяющийся светлый прямоугольник. Перебежками, от куста к кусту, Степан добрался до прямоугольника, оказавшегося, вкопанной в землю бетонной плитой, окрашенной серебристой краской. Плита была огорожена трухлявым штакетником, когда-то выкрашенным в зеленый цвет. Со стороны, обращенной к дороге, штакетник упал, и ржавые гвозди торчали из гнилых слег. К плите была привернута черная металлическая пластина. Белые буквы на черном фоне гласили: "На этом месте находилась деревня Занинка. Сожжена немецко-фашистскими оккупантами в марте месяце 1943 г."
Глаза Степана метались по тексту, выхватывая отдельные слова: "деревня", "сожжена", "Занинка", "немецко-фашистскими оккупантами", "в марте", "1943". 1943? 1943?! Степан присмотрелся повнимательнее и прочитал почти по слогам: — "в марте месяце тысяча девятьсот сорок третьего". Один-девять-четыре-три… Все, приехали — тушите свет, сливайте воду из радиатора.
Не обращая внимания на сырость, Паничкин опустился на землю. — Вот так вот, жили-воевали и дожились. Если сейчас сорок третий год — то куда девалось, то, что было между сорок первым и сорок третьим? Может, он их пролежал, без сознания? Ага, две зимы и два лета, в бронекорпусе. А очнулся, еще и мотор теплый, не успел остыть. Хорошо, видно, по голове приложило. Так, это что, же, выходит — за ночь, два года пролетело? Стоп, а почему два? А может больше? Вон, штакетник, то, как сгнил. Наверняка, не меньше пяти лет простоял! Так может, тут, уже и пятьдесят третий? Или шестьдесят третий? Степана затрясло, как в лихорадке: — Так выходит, и война, уже кончилась?!! Степана затрясло еще больше. — А победил кто? Нет, конечно, только наши — иначе бы памятник не поставили. Да и немцы себя "оккупантами" не назвали бы. А откуда, же, тот увиденный ночью, грузовик "Мерседес"? Откуда, откуда — трофейный, наверно. Так, хватит мандражить. Ты кто — командир Рабочее-Крестьянской Красной Армии или гимназистка истеричная?
Лейтенант вырвал клок сырой травы и с силой провел им по табличке. Надпись не изменилась. Только украсилась разводами грязи и крови из порезанной об осоку руки. Вдохнул и выдохнул воздух. Попытался успокоиться. — Если я попал вперед по времени, то, что теперь делать? Придти к людям и сказать: "Здравствуйте, я лейтенант Паничкин. Попал к вам из сорок первого года"? Да, меня дезертиром назовут. Скажут, прятался где-то несколько лет, а теперь вылез. И, действительно — дезертир. Приказ не выполнил, топливо не доставил. Свою деревню не защитил. А, отец с матерью, сестра Танька? Где они теперь? Выжили ли они? Таньке в сорок третьем должно было быть уже пятнадцать, а, теперь, наверное, совсем взрослая…
Звяканье металла за спиной прервало поток мыслей лейтенанта. Степан рывком обернулся и застыл — по полю к нему направлялась группа людей. На дороге, за их спинами, стоял автомобиль, типа небольшого автобуса, без капота и весь размалеванный полосами и пятнами камуфляжа. — Бежать? Поздно, уже заметили. Черт, как глупо влип! Степан сунул руку в карман шинели и попытался взвести наган прямо в кармане, но по закону невезения, тот зацепился спицей курка за дырку в подкладке. Пока Степан пытался выпутать оружие, люди подошли еще ближе и лейтенант замер, не зная, что делать дальше.
В группе было человек восемь. Громко переговариваясь, они шли прямо на Степана. Одетые, кто в камуфлированную форму, кто в яркий разноцветный бушлат, кто в блестящий прорезиненный плащ. На головах,
— Свои? В руках оружия не видно. Тащат ведра, лопаты с оранжевыми ручками, блестящие тонкие прутки, какие-то черные кривые палки с присобаченными к ним круглыми решетками. Да они же молодые совсем, лет по шестнадцать. Вон, и девчонка одна идет, смеётся со всеми. А сзади, еще двое идут, постарше. Разговаривают о чем-то, на Степана и не смотрят.
Лейтенант, продолжая удерживать в кармане рубчатую рукоять револьвера, поднялся на ноги. А дальше, произошло нечто вовсе странное: — Здрасте! Здравствуйте! Привет! Салют! — здороваясь на ходу, группа обтекла Степана с двух сторон и продолжила двигаться дальше, к опушке леса, не обращая внимания на замершего в ступоре лейтенанта. Степан растерянно оглянулся, ребята действительно пошли дальше, все так же продолжая болтать на ходу.
Двое отставших, о чем-то договорились на ходу, и, тот который был с платком цвета хаки, повязанном на голове и в странном жилете с большим количеством карманов и с ножом в ножнах, закрепленным на груди лезвием вверх, приветственно махнув рукой Степану, ушел вслед за ребятами. Второй, в таком же жилете, но имевший на голове серо-зеленый берет с металлической блестящей кокардой, направился прямо к Степану. Через плечо, у парня, на ремне, висела блестящая металлическая палка с надетыми на оба конца большими красными ящиками.
— Привет! — протянул он руку Степану — Танкист?
— Да — ответил Степан, и автоматически ответил на рукопожатие, недоумевающее глядя на парня.
Действительно, на шинели Степана, ни эмблем, ни петлиц не было. Шинель, эта, досталась Паничкину от раненного пехотинца, которого отправляли в госпиталь на бригадной "санитарке".
— Так это ж несложно — усмехнулся парень, в ответ на невысказанный вопрос — тут только ваши ребята в такой форме ходят.
— Наши? — На секунду, Степану показалось, что он ослышался, а потом волна надежды накрыла лейтенанта. — Танкисты? А, где они сейчас?
— А, ты, что не знаешь? Там, все. Ты же про опушку леса, возле дороги на Ивантеево, на штабе сообщение слышал? Вот, там все, с утра. С нашего отряда, тоже с ними боец поехал. Опять, наверное, танковую железку с собой притащит — парень охлопал себя по карманам, добыл из одного блестящую металлическую коробку, оказавшуюся портсигаром и достал из нее папиросу.
— Это, опушка, сразу за ручьем, на бугре? — недоверие мешалось у Степана с надеждой.
— Ну да! — из другого кармана появилась на свет папиросная пачка непривычной формы, и парень стал перекладывать папиросы в портсигар. — Там, только вашим и работать. Железа по лесу полно. Местные говорят, там после войны, разбитые танки еще долго стояли. Пока на металлолом не утащили. Это место так и называли — "танковый лес". Так что, надо тот район проверять, может и погибшие экипажи там, где-то лежат. Да, еще и просеку нужно смотреть. Там, говорят, еще горелые бочки валяются.
— Какую просеку? — не удержался от вопроса Степан.
Парень подозрительно посмотрел на Паничкина
— Это ты вчера на штабе храпел?
Степан промолчал. Да и что он мог ответить, в голове царила полнейшая неразбериха. Почему этот парень совсем не удивился одежде Степана? Про каких танкистов он говорит? Что за "танковый лес" и, причем здесь просека?
Молчание Степана было принято за знак согласия.
— Вот, не дрых бы, на штабе — все бы слышал. Немецкие мемуары нашли. Автор здесь воевал. Написал, как в один день и танк подбили, и колонну машин сожгли на просеке возле реки. А на следующий день — еще несколько танков в лесу попалили. Видимо те без горючки и снарядов стояли. Только не понятно, как немцев сюда занесло. То ли передовой дозор, то ли разведгруппа. Так, что, если немец не соврал — район интересный. Мы, тоже поработали бы там, но от лагеря Вахты далековато, без транспорта не доберешься. Хорошо, что хоть сюда, нас подвезли. Это у вашего отряда, своя машина есть — вот вам и ехать. А ты, что же, здесь, а не со всеми?