Рейд БТ

Мохов Игорь

— Я в деревню пришел — сейчас Степан мог отвечать только короткими односложными предложениями. Слишком много информации обрушилось на него в этих нескольких фразах.

— Понятно. И мы, вот тоже, решили в деревню зайти. Может, что и найдем — пустая пачка из под папирос была смята и отброшена в сторону. Щелкнула зажигалка, встроенная в портсигар и парень окутался синеватым папиросным дымком. — Вон, вчера, возле дороги, бойца подняли. И медальон был, только читается плохо. Ладно, пойду я. Работать надо. А тебе, кстати, не жалко в такой хорошей форме работать?

— Нет. Не жалко. Теперь не жалко.

— Что,

финансирование хорошее открыли? Вы, такую форму, под заказ шили?

— Нет. На складе получил.

— Нам бы, такой склад, чтобы раритетную форму выдавали — засмеялся парень. — Глядишь, на следующий год, на девятое мая, несколько человек одели бы по форме и в почетный караул к Вечному огню поставили. Красиво получится, как раз на юбилей семидесятилетия Дня Победы. Ну, давай, пора мне, а то опять скажут, что командир ни хрена не работает, только лясы точит. Удачи в поиске!

Пожав Степану руку еще раз, парень быстро зашагал к опушке леса, оставляя за собой темную полосу на сырой траве. Там уже кипела непонятная деятельность. Кто-то шел, водя в разные стороны изогнутой палкой с большим кольцом. Палка, при этом, издавала гудки разной тональности, а временами и что-то вроде кошачьего мяуканья. Кто-то рыл землю, выбрасывая в стороны куски дерновины. Кто-то двигался по полю, время от времени втыкая в землю блестящий пруток и с усилием выдергивая его обратно.

Паничкин стоял, глядя вслед уходящему, и в пустой и звонкой голове, крутилась только одна фраза: "юбилей семидесятилетия Победы"..

Он ни на секунду не усомнился, что речь идет именно о победе над фашистами. Почему-то другие варианты даже не пришли в голову лейтенанта. Семьдесят лет — как же так? Какой же сейчас, тогда, год? По странному наитию, Степан наклонился и поднял смятую папиросную пачку. Небольшая коробочка затянутая в прозрачную пленку. Синяя надпись латинскими буквами "Parlament". Наклейка, с крупной надписью "Курение вредит вашему здоровью". И мелкий шрифт надписи на торце: "Изготовлено 08.2014".

Говорят, что до бесконечности можно наблюдать за тремя вещами: как льется вода, как горит огонь и как работают другие. К сожалению, в распоряжении Паничкина, оказалось только два пункта из трех возможных. В частности, первый и третий. И отсутствие второго пункта, могло бы доставлять серьезные проблемы лейтенанту, если бы не полное равнодушие его к остальным.

Степан сидел на краю леска, возле которого шла дорога. Кто-то соорудил на опушке леса подобие навеса из жердей и рваных кусков прозрачной пленки. Степан наткнулся на него, когда шел по лесу без цели и направления. Сначала ему было просто необходимо уйти подальше от людей, чтобы обдумать случившееся с ним, и понять — почему ЭТО случилось именно с ним. Бесцельное движение вывело Паничкина к автомобильной дороге, а начавший снова моросить дождь, способствовал принятию решения об использовании навеса, как места для размышлений.

Капли дождя плюхались в наполненную водой ржавую консервную банку, стоявшую на поверхности импровизированного стола, в окружении кусков яичной скорлупы, папиросных окурков и стаканчиков из какого-то тонкого полупрозрачного материала. Время от времени вдалеке начинал нарастать свистящий гул, и, затем, в ореоле водяного тумана мимо Степана проносилась очередная машина, обдавая лейтенанта

шлепком сырого ветра и заставляя трепыхаться рваную пленку. Однако вряд ли водители машин успевали рассмотреть фигуру в шинели, замершую в неподвижности под навесом.

— Две тысячи четырнадцать минус одна тысяча девятьсот двадцать. Девяносто четыре, сейчас мне должно быть девяносто четыре года. Может и дожил, бы. Если бы войну пережил. Две тысячи пятнадцать минус семьдесят. Одна тысяча девятьсот сорок пятый год. Возможно — май. Значит, нам оставалось воевать еще почти четыре года. Да, мог и не дожить. Родители? Нет, они не дожили точно, даже если не погибли в деревне. Танька? Ей, сейчас, должно быть восемьдесят шесть. Если не погибла при сожжении деревни и дожила. А, узнает она меня сейчас? Это, выходит, сейчас прийти к бабушке — "Здравствуй, я твой старший брат!". Да, нет, она наверняка бы считала, что я погиб на войне.

— Кто еще может меня здесь помнить? Меня? Здесь не помнят даже моей бригады. "Танковый лес" — все, что осталось от моих товарищей. Значит, без топлива, бригада попала в окружение и погибла. И в этом есть моя вина. Я принял решение выехать на большак, нарушил приказ командира. Гибель Скрипчука. Да, видимо, и Галимзянов не добрался до наших. Вот так вот.

Холодное тело револьвера уже давно, казалось, высасывало тепло из правой руки лейтенанта, засунутой в карман шинели. Степан достал увесистый "Наган" из кармана, прокрутил барабан, вслушиваясь в четкие щелчки надежного механизма. — Так может, раз и все?! За невыполнение приказа — другого и не назначат. Просто, привести приговор в исполнение? Самому? Но, что от этого изменится? Найдут возле дороги безымянный труп в военной форме. Товарищей это не вернет.

Лейтенант откинул шомпол и по одному извлек патроны из барабана "Нагана". Расставил их в ряд на столе. Семь цилиндриков с утопленными по верхний обрез гильзы пулями. Семь смертей. Одна из них прошла мимо, когда Степан не погиб в немецкой засаде. Рука отодвинула один патрон в сторону от других. Вторая миновала, когда остался жив после удара об арку бронекорпуса. И второй патрон был отодвинут в сторону. Третья только подмигнула, когда неуправляемый танк скатывался по склону горы. Четвертая… Да что там четвертая — и пятая, и шестая, и седьмая — раз удалось выжить, перепрыгнув через семьдесят три года, значит для чего то это было нужно?

Лейтенант РККА Степан Паничкин собрал раскатившиеся патроны с дощатого стола, тщательно протер и, проворачивая барабан, по одному, вставил в каморы. Убрал револьвер в карман шинели. Встал. Требовалось вернуться к танку. Согласно Уставу РККА, боец отвечает за сохранность вверенного ему оружия.

К танку, Степан вышел час спустя, изрядно проблуждав по намокшему лесу. Когда он уже совсем решил вернуться к дороге и пойти по тропе, по которой он пришел в деревню, из-за очередного куста на него глянул отражатель фары. "Бетушка" стояла, там, где её и оставил Паничкин. На мокрую броню налипли разноцветные листья, упавшие с деревьев, и этот импровизированный камуфляж заставил танк еще больше слиться с окружающей природой. Дождь смыл с травы грязь, разбрызганную катками, размыл и заровнял колеи и, создалось впечатление, что танк, вот так вот, всегда возвышался на поляне среди невысоких кустов.