Рейнтри: Инферно
Шрифт:
Гидеон расхохотался бы, когда узнал. Не просто потому, что Дантэ влюбился внезапно и всерьез, но и от облегчения, что, возможно, волею Небес он утратит свою позицию прямого наследника трона.
Дантэ сам изумился столь неожиданному открытию. Прошлой ночью он надевал презерватив и вдруг понял, что не нуждается в защите. Лорна смотрела на него, ожидая, наблюдая за его колебаниями. В итоге, не говоря ни слова, он отбросил презерватив, и их глаза встретились. Если она захочет, чтобы он надел другой, он это сделает — выбор за ней.
Она подняла руки и притянула его к себе.
Сегодня был день летнего солнцестояния, и ему казалось, что он мог зажечь весь мир. Что кожа его способна лопнуть от той силы, что кипела внутри. Он хотел овладеть ею и делать это с ней до тех пор, пока он не опустеет. Пока она не возьмет все, что он способен ей дать. Но сначала им предстоял серьезный разговор. Прошлой ночью они сделали нечто, не позволяющее им пускать ход событий на самотек.
Присев на край кровати, он погасил свечу, потому что свеча, которая уже горит, не могла являться барометром его самоконтроля. Разговор их мог выйти эмоциональным, так что ему следовало проявлять осторожность.
Он сунул руку под одеяло и скользнул ладонью по ее обнаженному бедру.
— Лорна. Проснись.
Он ощущал ее напряжение, как всегда. Потом она расслабилась, открыла заспанный светло-карий глаз и глянула на него поверх простыни:
— Зачем? Сегодня же воскресенье, день отдыха. Я отдыхаю. Уходи.
Он стянул с нее простыню:
— Вставай. Завтрак готов.
— Неправда. Ты врешь. Ты был на балконе.
Она взяла простыню и натянула себе на голову.
— Откуда ты знаешь? Ты ведь спала?
— Я не сказала, что сплю. Я сказала, что отдыхаю.
— Еда работой не считается. Ну же, пойдем. У меня свежий апельсиновый сок, кофе, и рогалики уже поджарились. И восход просто чудесен.
— Возможно, для тебя. Но сейчас воскресное утро, пять тридцать, и в такую рань меня на завтрак не тянет. Мне нужно, чтобы хоть раз в неделю ты не вытягивал меня из постели на заре.
— В следующее воскресенье поспишь, обещаю. — Не пытаясь снова вступать в битву за ее простыню, он протянул руку, снова нащупал ее бедро и легонько ущипнул за мягкое место.
Она взвизгнула и вскочила с кровати, потирая спину.
— Месть будет страшной, — предупредила она, отводя от лица взъерошенные волосы, и направилась в ванную.
Он ей поверил. Ухмыляясь, Дантэ вышел на балкон.
Лорна вернулась пять минут спустя, облачившись в его плотный халат и все еще хмурясь. Под халатом на ней ничего не было, что он с удовольствием для себя отметил, когда она опустилась в кресло напротив. Он также видел ее шею и золотую цепочку с оберегом, который он дал ей в среду ночью. Он сделал его специально для нее. Здесь, на этом балконе. В ее присутствии. Ее привело в восторг то, как он взял оберег в обе руки и, как в чаше, поднес его ко рту, грея своим дыханием и произнеся несколько слов на кельтском. Оберег принял нежно-зеленую окраску, которая быстро потухла. Когда он надевал на нее цепочку, она дотронулась до талисмана и, казалось, вот-вот заплачет.
Какой бы сварливой она ни казалась, пробуждаясь ото сна, оставалась
— Ты выйдешь за меня?
Реакция во многом походила на ту, что возымела место, когда он упомянул о ребенке. Лорна побледнела, затем покраснела, потом вскочила с кресла и отошла к перилам, встав спиной к нему. Дантэ много знал о женщинах, но особенно хорошо он успел изучить Лорну, а потому не оставил ее стоять там одну. Он обнял ее сзади, накрыв ее ладони своими, но не прижимая их к перилам, а лишь даря им свое тепло.
— Разве на этот вопрос так сложно ответить?
Он почувствовал, как она приподняла плечи. Встревоженно он повернул ее к себе. Слезы ручьями катились по ее лицу.
— Лорна?!
Она не рыдала, но губы ее дрожали.
— Прости, — сказала она. — Я знаю, что это глупо. Просто… Никто никогда не хотел меня прежде.
— Сомневаюсь. Возможно, ты просто не замечала, что нравишься им. Я захотел тебя сразу, как только увидел.
— Я не об этом. — Еще одна слеза сползла по щеке. — Не хотел вот так. Не хотел, чтобы я оставалась рядом.
— Я люблю тебя, — с нежностью произнес он, мысленно проклиная стерву, подарившую ей жизнь, за то, что не лелеяла в ней чувство защищенности, которое должно быть у каждого ребенка. Осознание того, что, как бы ни повернулась жизнь, кто-то всегда будет любить тебя и заботиться о тебе.
— Я знаю. Я верю тебе. — Она сглотнула. — Я догадалась, когда ты искорежил свой «ягуар», чтобы защитить меня.
— Я знал, что смогу купить другую машину, — просто ответил он.
— Тогда я и поняла, что влюблена. Что не смогу уйти, пока ты меня не вышвырнешь вон. Я надеялась, что испытывала лишь банальное влечение, но уже знала, что обманываю себя, и это до смерти меня пугало. — Она издала нервный смешок, и еще одна слеза медленно сползла по щеке. — Ты влюбил меня в себя за два дня.
Он потер нос:
— Мы провели вместе мало времени, но провели его с пользой.
— С пользой?! — воскликнула она, широко открыв рот. Негодование в один миг иссушило слезы. — Ты управлял мной, как куклой, потащил в огонь, залез в мою голову и надругался над моим мозгом! А еще сорвал с меня одежду и держал пленницей!
— Я не сказал, что все прошло гладко. Тебе известно, что ты забавно выражаешь свои мысли? «Надругался над мозгом» звучит неплохо.
— Тебе ведь не нравится термин «насилие над мозгом», — едко ввернула она. — И думаю, мне виднее, потому что я испытала все на себе.
— Думаю, ты права. Когда подключаются добровольно…
— Боже всемогущий! — Она в ужасе уставилась на него. — Кто-то из вас делает это по собственной воле?
— Я хочу сказать, что это не больно, если все сделать правильно. Если кому-то не хватает сил, он находит человека, готового помочь ему. Нередко когда мы с Гидеоном возвращаемся в «Убежище», то подключаемся к Мерси, чтобы создать дополнительный купол над нашим жильем. Когда я делаю все как нужно, это хоть и выматывает, но боли не причиняет. Ты ответишь мне?..