Резьба по глазу
Шрифт:
Тихо вошла в круглый писательский кабинет. И сейчас вздохнула, как, должно быть славно, иметь такой вот круглый кабинет! Конечно, и не круглый он совсем, но такой потолок с лепкой, такая люстра-плафон чуть ли не на полпотолка, такая мебель вкруг высится, что - какой, если не круглый!
Рукописи, однако, на столе не оказалось. "Вот незадача! Не лазить же теперь по всем шкафам, шкафчикам! Не лазить же..."
Но - как вдруг захотелось, неистово захотелось именно сейчас и именно полазить по всем шкафам и шкафчикам, заглянуть на антресоли, в сервант, даже в холодильник! Рита рассмеялась: вот как
Содержимое шкафчиков стола разочаровало ее: бумаги, рукописи, много просто чистой бумаги, какие-то бланки, старые газеты, пустые картонные папки, счета... Заглянула под кровать; нет, ничего интересного. "Тоже мне, писатель!"
Перешла в другую комнату; может, в шкафу? Скрипнула дверцей, доброе дело - старый шкаф! Душные пространства его таят в себе просторы ("Нарнию" - читала). "Ой..."
Что-то нелепое и громоздкое с грохотом грянуло мимо нее на пол, Рита пожала плечами: тоже вот, зачем еще в этот шкаф полезла? Как там сверкнуло. Зеркало?
Необъяснимо, - захотелось дотронуться до холодного блика в пыльной глубине, в душном пространстве, в деревянных покоях, рукою - лишь дотронуться: что там?
И - порезала палец. "Нет, нет..." Сорвав с вешалки какую-то тряпку, в тряпке уже, дотянулась до странного блика, и
– на свет, на свет...
Меч.
Но только в круглом писательском кабинете, у мигом расшторенного окна, Рита поняла, что держит в руке меч. Узкий, длинный, легкий меч; по лезвию его нежные бежали переливы, словно змеи скользили в водной глубине холодной лезвия; отразилась и комната, и окно, из форточки метель выдула в тепло серебристые искры - отразились в лезвии, окна напротив мигнули красным, зеленым, двинулись силуэты в окнах, в плоскости красного, зеленого, - отразились в лезвии, а Рита подняла меч к потолку, глянув в холодную глубину, и, вся устремившись ввысь,
– отразилась в лезвии. Острие меча уткнулось в потолок, разрушая лепку; ссыпалась штукатурка.
"Я сошла с ума, - подумала, - это какая-то мистика, и: все тоже... откуда у писателя меч? откуда?!"
3.
Против ветра времени.
– Алло, Хрусталев у телефона, алло, я Вас внимательно слушаю.
– Здравствуйте, я...
– и, чуть помедлив, - мне Ваш телефон один папин знакомый дал, Соломон Борисович, я...
– Соломон! и что, тот самый? Вы, должно быть, одна из его наложниц, только он...
(Гудки в трубке)
...не Борисович; звонят, тоже мне...
Хрусталев усмехнулся, его отвлекли: на столе лежал карточный расклад; никогда ране не появляющаяся рядом с Высокими 2-ого уровня Ехидна, теперь вот она, пожалуйста!
– Нут-ка, а если - так?
Сгреб карты со стола, перетасовал из, раскрыл колоду, одна карта, другая, а! опять: Ехидна, за ней - Белый 2-ого Темных и - Она 1-ого Светлых.
– Чертовщина, однако, - пробормотал Хрусталев, - Ехидна обычно любит Низких Светлых, Высокое ее будит, а тут: и Она, и Белый, странно.
Карты! Еще бы, не Карты! Хрусталев выудил их из сумки отъезжающего в Индию Тратотара Спельциписмунса, а, попросту говоря, Костика Севрюгина. Да и зачем Тратотару в Индии Карты? рисовал их хрусталевский друг Андрей, человек серый, циничный, в магии - дуб, но ведь Карты только такой нарисовать и мог! Идея пятимастной колоды
Ностальгия! Хрусталев зажмурился. А жмуриться у него получалось отменно: лицо (эдакое, что многие девушки назвали бы лицом интересным) его интересное лицо вдруг - стягивалось куда-то к ушам, словно из мягкой резины оно, губы, и без того тонкие, исчезали совсем, оттягиваясь к тем же ушам, а очки так слегка приподымались над, маленьким с легкой горбинкой, с раздавшимися ноздрями, носом, что... право же, Хрусталев жмурится умел.
Теперь вспомнил о звонке.
"Что ж это я так? может, кто по делу звонил?"
Хрусталев скучал.
Минуло многое, предоставив настоящему решать самому: кому в долг, кому в охоту, Андрей как-то выдал: "прожить надо так, чтобы смерти не было больно за твои мучительные годы"; прошлое отмирало, вместе с трехкопеечными трамваями и французскими изданиями Гумилева, прошлое рассыпалось вместе с антисоветскими песнями и деревянными домиками Нижнего Красноусопья, отлетало навсегда - с ноябрьскими криками "ура!", с невыразимом запахом Москвы, мягким, чарующим, с глупыми грезами тогдашних борцов за Добро и Справедливость... Сегодня, сейчас, уже не было ни прогулок в XIII век за Эликсиром Бессмертия, ни уроков у Джона Рипли, ни яростных споров с Нострадамусом о Вратах Семи Сфер, какие к черту мистики! Бытовал анекдот: чернушников к 89 году столь много развелось, что вот договорись они друг с другом на тему захвата власти в Союзе - о, это был бы самый забавный государственный переворот за всю историю человечества! а, впрочем, кто мог знать (из любителей подобных анекдотов), что все: и на самом деле, и гораздо сложнее...
– Алло, я Вас слушаю, это Вы звонили?
– Меня Соломон Борисович предупреждал...
– Ради Бога извините, я пошутил, у Вас какое-то дело?
– Угу, я нашла странную вещь... может, она имеет какое-то отношение к магии?
– Да хорошо бы! что за вещь-то?
– Меч, ну, такой небольшой, узкий...
– Извините, как Вас зовут?
– Рита, я...
– Милая Рита, я в мечах не разбираюсь, конечно, я могу отвести Вас, э-э, скажем, к толкиенутым, у них там мечи разные, я больше так, теоретик, а что случилось?
– Но я в этом совершенно ничего не понимаю, тут какая-то магия, может, или...
– Рита, послушай, Вы, м-м-м, вообще фентэзи читали?
– Да; но...
– Лавры леди Эовин?
– Я думала... до сви...
– Э-э-э! не вешайте: трубку! Нет, у меня есть конечно литература по мечам, ты... Вы заходите ко мне вечерком сегодня я в Пятом доме живу, на Курбатове, это близ Кусановки, тут еще Суфраговский стоял, алло! меня слышно?
– А, ну я знаю, а каком подъезде?
– Тут один, третий этаж, 147 квартира, часам к шести, мне тут просто с делами разгрестись надо, да?