Режим бога (Последний шаг)
Шрифт:
Все оборвалось в душе Ноиро. Он был теперь уверен, что видел то, что видел. Никакой фантазии его не хватило бы на то, чтобы создать столь вычурное сновидение с множеством подробностей. Вопросы полов и размножения интересовали его тогда очень и очень поверхностно, как любого нормального двенадцатилетнего мальчишку, не желающего замусоривать голову чепухой. Но как доказать родителям свою правоту — то, что даже если это был сон, к нему нужно прислушаться?
Он сильно изменился. Учителя не узнавали его, жаловались на снижение успеваемости, предполагали всякое, в том числе — подавляемую
— Все будет хорошо, — пообещала Гайти Сотис, уезжая в больницу.
Ноиро бродил по опустевшему дому, как неприкаянный. Отец отвез ее и приехал обратно. И потянулись страшные часы. Мальчик молчал, как взрослый дыша в кулак, однако не находил себе места и едва сдерживал слезы.
— Ноиро, — вдруг произнес Эрхо Сотис, — расскажи, что ты видел и как?
Будто того и ждал, Ноиро бросился рассказывать отцу подробности «сна».
— Ты мне веришь, пап? — глухо и серьезно спросил он в конце.
— Протоний покарай! — ругнулся отец, стремительно двинувшись к телефону. — Ревность, ревность… Мы глупцы!
Он долго с кем-то говорил, а когда пришел обратно, выглядел успокоенным, сказал, что врачи решили делать операцию, даже напомнил сыну ту историю с днем рождения и плетеным креслом умершей бабушки именинника. Ноиро помнил все отчетливо, не знал только одного: женщина, которая пыталась ему что-то сказать, была давно уже не в этом мире!
Когда через две недели они с отцом встречали выписавшихся из больницы маму и Веги, врач спросила Эрхо Сотиса, каким образом ему стало известно о пуповине.
— Можете не верить, — усмехнулся тот, — но это благодаря сну, который видел старший.
Тогда-то она и сообщила, что у новорожденной было тройное обвитие шеи пуповиной.
— Может быть, когда-то у нас будет возможность подсматривать за новорожденными в утробе матери, — вздохнула врач, — об этом уже пишут в журналах… Но пока… — и она развела руками. — Вам повезло. Берегите способности вашего сына.
Если бы только знала она, причиной скольких проблем в ближайшие годы станут для Ноиро эти его способности!
Когда парню было шестнадцать, мама случайно застала его во время «прогулки». Она решила, что с сыном произошло то же самое, что и шесть лет назад, когда он чуть не умер от лихорадки, подбежала к нему и стала тормошить, метнулась звонить врачу, снова к юноше…
Он же в то время был неподалеку от дома, но встряска сдернула его с места. Ноиро потерял все ориентиры, оказавшись посреди унылой серой пустоши. Он не знал, куда лететь, да и летать он тут не мог, а стоял, будто скованный туманом.
Вдалеке скользили невнятные тени, и Ноиро мог только догадываться об их намерениях в отношении него.
— Назад! — закричал он, как всегда — не слыша звука собственного голоса.
Возможно, было в этом приказе
— Самое страшное для матери, — сказала она ему потом, — даже представить своего ребенка погибшим.
Ноиро и без того уже знал это: он посмотрел ей в глаза и понял, что пережила Гайти Сотис в эти минуты.
— Иногда, мам, со мной это бывает.
— Значит, тебе нужно обратиться к врачу!
— Со мной все нормально, мам. Я не ухожу надолго, это не смерть и не обморок, это «третье» состояние. Ты… просто не буди меня никогда, ладно? Можешь сделать хуже. Мое сердце бьется, я дышу, это как сон. Поверь мне на слово.
— Зачем ты это делаешь? Зачем?
— Это помимо меня. Я не знаю. Однажды побывав там, я не могу теперь остановится. Там целый мир, ма! Мне очень интересно изучать его. И, мне кажется, глубже есть еще мир…
Госпожа Сотис отмахнулась:
— Уволь меня от выслушиваний этого бреда! Ты умеешь погружать свое сознание в измененное состояние и видишь то, что тебе показывает твой загипнотизированный мозг. И ничего более. Когда люди умирают, они тоже видят всякие события, но это отмирают клетки памяти, вот и все! Хорошо, я не буду беспокоить тебя, но очень прошу: не увлекайся этим слишком часто. Кто знает, насколько это безопасно?
А вскоре внезапно умер отец от сердечного приступа. Терзаемый удушающими воспоминаниями о том, как все было до страшного дня, Ноиро не мог ни спать, ни оставаться в одиночестве. Это была непрекращающаяся мучительная боль в груди, во всем существе. Все, что ни пытался он начать делать, чтобы отвлечь себя, казалось пустым, никчемным и лишним по сравнению с… Да, с тем белым сиянием ночного заоконья, пришедшим к нему однажды.
И вот во время самого жестокого приступа тоски Ноиро снова очутился на серой пустоши. Ему померещилось, что одна из теней вдалеке походит на фигуру его отца, и он побежал следом. Двигаться было тяжело, почти невозможно, как в кошмаре. Фигура удалялась. Юноша изо всех сил вглядывался в нее, чтобы рассмотреть, но ощущение, что это отец, не проходило. И цвет — правда, теперь в привычную гамму примешивались оттенки заката — и стать, и походка были отцовыми. Фигура удалялась в сторону едва различимого посреди тумана грозного возвышения.
— Папа! Па!
И лишь чудом не сорвался Ноиро в пропасть. А отец — если это был он — продолжал идти по невидимому мосту к той конструкции, которая теперь проявилась куда четче прежнего. Это была вовсе не гора, как поначалу подумал юный путешественник, а вращающееся спиралевидное устройство. И сверху, над ним, серебристо-белесоватое небо тоже закручивалось в неистовый водоворот.
«Что это? — мелькнуло в мыслях Ноиро. — Зачем оно?»
И вдруг устройство как будто чихнуло, сперва сжавшись, а после резко раздавшись в размерах. Юношу отшвырнуло на камни с такой силой, что в грубом мире он получил бы сотрясение и хорошо, если бы вообще остался в живых. Да и здесь ему пришлось несладко.