Режим дня школьника
Шрифт:
Ой, пардон, четверо, забыла про Фло.
Что уж там! Пятеро. Еще Вселенная на нашей стороне.
Выйдя из душа и прикинув, сколько до выхода из дома осталось времени, я наметилась приготовить на завтрак вафли. Порадовать и себя, и семейство Нагорных, решив, что будить их не стану. Просто оставлю перед уходом из дома записку с ключами. Дверь у нас и так захлопывается, а соседи не “домушники”, чтобы по чужим квартирам лазить.
Заглянула в холодильник в поисках нужных ингредиентов. Благо, мы со Светкой по привычке всегда держим дома запас определенных продуктов, несмотря
– Доблое утло, Фиса! – чуть на голову себе эту муку не перевернула! Поймала пачку в последний момент. Обернулась, за спиной стояла заспанная Доминика, потирая кулачками еще осоловелые глазки.
– Привет, принцесса, – чмокнула я девчонку в помятую щечку. – Как спалось?
– Клуто. У тебя такая мягкая кловать! А мозно я сегодня тозе буду у тебя ночевать?
– Давай, мы это с папулей твоим обсудим, хорошо? – подмигнула я.
– Холошо, – кивнула Ника. – Только попозже, да? – и, приложив пальчик к губкам, понизив голос до шепота, тихонько сообщила мне:
– Он есе спит.
Глазки голубые озорно сверкнули, и мы обе тихонько засмеялись.
Потрясное утро. Хочу каждое утро такое!
– А сто ты делаешь?
– Вафли.
– Для папули? – округлились в надежде глазки хитрюги.
– Для вас, да. Ты же любишь вафли?
– Любю. А мозно я тебе помогу, м? Я умею замесывать тесто, меня тетя Тома научила. Мозно, Фиса? Позалуйста!
– Можно, конечно, – потрепала я светлую макушку. – Только сначала тогда идем умываться и заплетаться. А потом приступаем к готовке. Идет?
– Ула! Идет! Папоська будет лад, – хохотнула Доминика Демьяновна и рванула в сторону ванной комнаты, тихонько топоча босыми ногами по полу.
Она вообще была на удивление ребенком самостоятельным. Ей не нужны были няньки и надсмотрщики. Она вполне неплохо и сама справлялась со всеми бытовыми мелочами. Даже тут мелкая практически выгнала меня из ванной, умывшись сама, а когда вышла, уселась на стул и протянула мне расческу с двумя резинками, попросив заплести две кральки.
– Готово. Ты наша маленькая красотка.
– Пасибо, Фиса!
Стоило мне только расправиться с ее волосами и отложить расческу, как Ника тут же залезла ногами на стул и командным тоном сказала:
– Мозем плиступать к готовке! Чул, я буду лазбивать яички и взбивать зелтки, – смягчив свой повелительно-умилительный тон улыбкой. И как тут отказать?
Ох, бедные ее женихи. Крутить ими будет только так.
– А что буду делать я? – решила сыграть недоумение.
Ника не растерялась.
– Мыть за мной посуду. Я плосто не любю мыть посуду, – сморщился носик.
Понято. Принято.
Я расхохоталась, но спорить не стала. Пододвинула к малышке миску, венчик и помытые ингредиенты. Со спины внимательно
Дело делалось, вафли готовились. Через считанные минуты я с наслаждением констатировать тот факт, что из нас получилась классная комната. Ника щебетала без умолку, интересуясь, “а что” и “а как”, а я подсовывала ей все новую работу, пока дело не дошло до муки. Тесто густело, а мелочь напрочь отказывалась отдавать венчик в мои руки, самостоятельно усердно крутя густую массу.
– Тязелое.
– Угу, давай я?
– Неть. Я сплавлюсь! Я видись, какая сильная?
– Вижу, и нисколько в этом не сомневаюсь, – заверила я ребенка. – Ника, слушай… а что за секретик, который ты вчера рассказала папуле? – спросила я немного погодя, сделав любопытный вид, будто ума не приложу, о чем они с отцом вчера “шушукались”. Моего маленького поваренка такой вопрос не смутил совершенно, и она, беззаботно пожав плечами, сказала:
– Сто ты его любишь. И меня тозе. А то бубуля говолит, сто папа есе глупенький.
– Глупенький?
– Мхм. А глупенькие людишки долго думают, Фиса. А если папуля будет долго думать, то нам плидется уехать, потому сто по мне узе соскусились в садике, а у папули лабота. А я не кочу без тебя уезжать, это зе элементално, – выдала как на духу Доминика, при этом таким тоном, будто само собой разумеющееся сообщила. Даже не отвлеклась ни разу от теста, которое все еще усердно месила в миске.
А вот в мои глаза будто песка насыпали. Защипало их от слез подступивших. От макушки до пят разлилось приятное сладкое тепло, будто в лютую зиму меня укутали теплым одеялом. А еще я разулыбалась, как самая последняя дура, и чмокнула помощницу в макушку.
– Ты просто чудо, знаешь?
– Знаю. Ты узе говолила, а я запомнила, – улыбнулась Ника, наконец-то поднимая на меня глазки свои.
– Ни-и-ик, а что тебе ответил папуля? Если не секрет.
– Сто я его маленький челтенок. Он постоянно меня так называет, говолит, сто я самый большой подалок-сюлплиз в его зызни. Фис, а много есе?
– Что? А-а-а, пара ложечек осталось.
– Нет, давай, навелное, ты мне помозешь, но только чуть-чуть, – смешно сложила пальчики Ника, демонстрируя это “чуть-чуть”. – Лано?
– Ладно, – улыбнулась я, забирая “орудие труда” из детской ладошки. – Ты тогда бери стаканчик, и сыпь муку.
– Колосо, – кивнула малышка, делая в точности, как до этого я. С той только разницей, что бухнула стакан она слишком резко и мука белым облачком поднялась вверх, оседая на щечках и кудряшках ребенка.
– Ой, я, казется, пелесталалась.
– Кажется.
– Это не сталашно?
– Страшно? М-м-м, – задумчиво провела я пальчиком по рассыпавшейся муке на рабочей поверхности стола, хитро улыбаясь девчушке, – не думаю, – хохотнула, приложив пальчик к носику Доминики, оставляя маленький белый след. А потом еще по одному такому же на каждой щечке.