Режиссер Советского Союза 6
Шрифт:
Алексей Анатольевич возжелал солянку, котлету по-киевски с гарниром из жареной картошки, витаминный салат, пару бутербродов с красной икрой и кофе. За всё с меня взяли чуть больше рубля, чем повергли в самый настоящий шок. Даже с учётом того, что кофе оказался растворимым, коммунизм для отдельно взятых людей явно наступил.
Только я принялся за аппетитно пахнущее первое, как в помещения залетела секретарь. Картина явления мадам народу получилась эпическая. В такт её быстрым шагам колыхалась монументальная грудь, грозя нокаутировать их обладательницу ударом в подбородок. Кстати, бёдра дамочки являлась отдельным разговором. Думаю, что натурщицы
— Товарищ, Мещерский! — возмущённо, но с некой ноткой театральности воскликнула секретарь, — Вы поступили некрасиво и показали крайнюю степень невоспитанности! Сергей Александрович был занят, у него в кабинете находится заведующий Отделом культуры ЦК! И товарищ Козловский приехал именно по-вашему вопросу.
Угу. Здесь ещё и мой непотопляемый тёзка, креатура мракобеса Суслова. Чую, что ждёт Лёшу очередной раунд казуистики от лицемера восьмидесятого уровня. Это я правильно решил покушать, дабы не слушать бред на голодный желудок.
— Чего вы сидите? Вас же ждут! — мадам действительно не могла понять, что кому-то плевать на её начальника. А на Козловского вдвойне.
— Не мешайте мне обедать, пожалуйста, — беру с блюдца кусочек хлеба, — У меня по расписанию обед. Я и так потерял более получаса из-за напрасного ожидания. Вот вы в восемнадцать часов пойдёте домой. А мне придётся доделать все дела, и только после этого позволено закончить рабочий день. Передайте Сергею Александровичу, что я буду через двадцать минут.
Вслед уходящему секретарю с каким-то щенячьим восторгом смотрел субтильный на вид мужчина в приличном костюме. Крутые бёдра, колышущиеся в такт шагам, смотрелись не хуже груди. Однако, каких только ценителей женских прелестей не встретишь. Благо, что у меня немного иные вкусы.
— Признайтесь, Алексей Анатольевич, вы делаете это специально? Возможно, всё идёт от неверного понимания ситуации и ложного осознания вседозволенности? Так мы быстро развеем ваши заблуждения. Некоторым товарищам пора напомнить, что безнаказанных и незаменимых у нас нет.
Смирнов старался говорить спокойно и даже доброжелательно, но это, если не смотреть в его глаза. За массивными очками в роговой оправе плескалась тщательно сдерживаемая злоба. Козловский сидел за гостевым столом напротив меня и излучал абсолютное спокойствие. Этот деятель явно хорошенько настроил хозяина кабинета против строптивого режиссёра, тут ещё я помог своим демонстративным актом неповиновения. Ну не принято такое поведение среди советской бюрократии, живущей по своим сводам правил. И подобные демарши воспринимаются номенклатурой весьма болезненно. Кстати, про мой поход на обед, Смирнов не сказал ни слова. У нас оказалась более интересная тема для обсуждения. Но должный и абсолютно негативный настрой я ему создал.
— Можно без загадок и общих фраз? Мы снова теряем время.
Начальник сектора опять сдержался, сделал небольшую паузу, пытаясь привести нервы в порядок, и начал.
— Объясните, как в СССР должны реагировать на ваши странные высказывания зарубежным журналистам? Это глупость, провокация, откровенная антисоветчина или неверный перевод? — выдав последнюю фразу, Смирнов позволил себе эмоции и презрительно усмехнулся.
Подобной оперативности от товарищей я не ожидал. Ведь интервью вышло две недели назад, а меня уже вызвали на ковёр. Вернее, пока у нас предварительные слушания.
— Что вас конкретно не устраивает в
Смирнов открыл папку, где я увидел журнал, поверх которого скрепкой было прикреплено два листка бумаги с мелким машинописным текстом. Явно перевод и с указанием страницы. Я сильно удивлюсь, если заведующий сектором владеет каким-нибудь иностранным языком. Но есть исключение из правил в лице сидящего напротив Козловского, который должен знать как минимум французский. У аристократов, в отличие от всякого быдла, с образованием всё в порядке.
— На вопрос о наличии товарного дефицита в СССР вы ответили, что он действительно существует.
Оба чиновника уставились на меня, будто я выдал американцам государственную тайну или признался в том, что пописал на мавзолей Ленина.
— Давайте выйдем из вашего здания, покинем зону комфорта и посетим любой близлежащий магазин. Если мне удастся купить обувь, как у товарища Козловского или в продаже будет костюм, вроде вашего, то я готов ответить по всей строгости закона, — отвечаю, с трудом сдерживая улыбку, — А если мы прокатимся в какой-нибудь небольшой городок РСФСР, расположенный километрах в ста от областного центра, то вас ждёт удивительное открытие. Люди не могут купить себе элементарные вещи, так как их просто нет на прилавках. Хотя, вру. Вы не сможете купить даже половины промтоваров, обуви, одежды и продуктов, доступных москвичам, даже в крупных промышленных центрах. Посетите Урал или Поволжье, пройдитесь по универсамам и универмагам, может, начнёте понимать, как живёт простой народ.
— Я не собираюсь вступать в глупые споры и слушать ваши демагогические заявления, — резко ответил Смирнов, — Речь о том, что советский гражданин не имеет права на подобные высказывания. Подобным образом вы играете на стороне противника и помогаете очернять образ СССР.
Они вызвали меня точно не из-за этого. Опять эта гадская любовь паразитов от власти заниматься воспитанием граждан и донимать их бесконечными комиссиями с собраниями. Кто мешает сразу приступить к делу? Но ведь надо отработать стандартную повестку, типа провести разъяснительную беседу с товарищем, совершившим ошибку, и добиться его искреннего раскаяния. Ладно бы я рассказал журналистам, кого считаю виновником продовольственного и товарного дефицита. Даже если сказать, что главный вредитель — Хрущёв, закрывший артели и кооперативы, то в ЦК этого не поймут. Никитка — придурок, но это их придурок. Корпоративную солидарность верхушки коммунистов никто не отменял. Поэтому лучше не совать палку в осиное гнездо.
— Почему вы молчите, Алексей Анатольевич? Нечего сказать? Или вы хотите извиниться за необдуманные слова?
Продолжаю демонстративно молчать и смотреть на Смирнова с откровенной брезгливостью. Он действительно напоминает сейчас мерзкого слизня или мокрицу.
— Ну, хорошо. В докладной записке так и укажем, что вы отказались пояснить свои действия, — первым произнёс хозяин кабинета.
— То есть я могу идти? — спрашиваю, с трудом сдерживая смех.
— Вы уйдёте, когда я разрешу, — в голосе партократа появились стальные нотки, вернее, он так считал, — Вы можете ёрничать сколько угодно. Только в этот раз дело находится на контроле товарища Демичева. И о вашем вызывающем поведении я обязательно доложу Петру Ниловичу.