Режиссер. Дилогия
Шрифт:
— Серо ему. Может, для тебя и жизнь простого человека недостаточно яркая?
— Екатерина Алексеевна, объясните, что вам конкретно не нравится? Как по мне, так люди замечательно вошли в образ. Передать одной фотографией столько эмоций — не каждому дано. Это же не американская пошлятина и даже не провокационный Пирелли. Здесь показан человек труда, пусть мы и слегка идеализировали образы. Вон у нас даже «шахтёр» Корольков квас пьёт, а не пиво.
— А ты откуда про итальянский календарь знаешь? Я-то понятно — в командировке видела эти провокационные работы, — странно, но Фурцева зацепилась к моему знанию о всемирно известном глянце.
— Показывали.
— Хм, — уже более спокойно ответила министр, — Хоть не скрываешь того, что взял чужую идею. Но, всё равно — как-то получилось излишне вызывающе и слишком реалистично. Ступни эти девичьи с кровавыми мозолями, ещё металлург какой-то измождённый, а шахтёр весь в саже.
— Чужих лавров мне не надо. Я просто переработал чужую задумку под советскую действительность. А давайте продадим наш календарь за границу, если вы отказываетесь его печать. Заодно валюту для страны заработаем.
Произнёс я это так, будто идея осенила меня только что. На самом деле, всё давно продумано. Сейчас таких календарей на западе точно нет. Поэтому попробовать продать его можно. Американцы идут простым путём, снимая голых красоток. Пирелли делает более качественный продукт, но тоже с упором на девок. Я же создал совершенно иной вариант, который один раз точно сработает. Далее идею всё равно украдут и подадут под своим соусом. Но кое-какие сливки снять можно.
При слове валюта, министр вскинулась и подозрительно начала рассматривать моё лицо.
— Денег хочешь заработать? Ещё и в валюте, — тонкие губы Фурцевой презрительно скривились.
— Мне нужна хорошая камера, лучше американская. А также цветная плёнка и кое-какое оборудование для монтажа. К сожалению, отечественные аналоги не очень хорошего качества. Хотя плёнка подойдёт и гэдээровская. Деньги же заработает в первую очередь страна. Я не помню, чтобы в последние годы мы выгодно продавали свой интеллектуальный труд. Разве что балет? Хотя это танцы.
— Странный ты человек, Алексей, — тихо произнесла чиновница, откинувшись на спинку стула, — Иногда мне кажется, что со мной разговаривает не советский человек, а какой-то западный буржуй. И словечки твои эти странные. А теперь ты ещё и продавать интеллект собрался. Откуда в тебе всё это?
Чего-то я разоткровенничался, забыв, с кем имею дело. Ситуация начала пахнуть провалом вселенца из будущего. Фурцева человек опытный и умный, наверняка сразу обратила внимание на мои странности. С другой стороны, чего бояться? Не будут же меня пытать, выбивая показания? Значит, идём до конца.
— Я хочу не просто снимать интересное кино, — отвечаю, глядя в глаза чиновницы, — Нужно сделать такой продукт, чтобы он был популярен даже за границей. И не вижу ничего плохого, чтобы зарабатывать на этом деньги. Мне пока не встречались киношники или художники бессребреники. Не скрываю, что хочу заработать, так как каждый труд должен оплачиваться. Только это дело будущего. А пока для создания конкурентного кино нужны вложения. В первую очередь в качественную аппаратуру. Мелочей в подобных вещах быть не может. Американцы давно перешли на цветное кино, у них даже телевидение в цвете. Французы тоже не отстают. Чем мы хуже?
Выдерживаю очередной пристальный взгляд Фурцевой. Чего это она со мной в гляделки решила поиграть?
— Как ты всё это видишь? — наконец слышу в ответ.
— Советская полиграфия не сможет напечатать календарь
Первое, что приходит в голову — это крутейшие проекты Sports Illustrated. Да и других идей хватает, надо только посидеть и вспомнить. Фурцева же продолжала молчать, будто давая мне возможность раскрыть все карты.
— Как вариант — можно попробовать действовать через Гуэрру. Он показался мне адекватным товарищем с широким кругом знакомств. Или нужно воспользоваться связями наших ведомств. Здесь предлагаю передать дело профессионалам, я в подобных вещах не разбираюсь.
— Это хорошо, что хоть в этом ты ничего не понимаешь. А то уже начала сомневаться, откуда у человека столько талантов? — впервые за сегодняшнюю встречу улыбнулась министр.
— Екатерина Алексеевна, я прекрасно понимаю уровень ответственности. Постараюсь вас не подвести, и искренне благодарен за поддержку. Если называть вещи своими именами, то я — ваш человек. Ничего у меня не получилось бы, не одобри вы календарь и плакаты. Да и в Венецию, насколько я понял, фильм поехал благодаря вам. Но сейчас речь о другом. Мы можем не только продать капиталистам интересный продукт. Есть возможность сделать данное сотрудничество постоянным. Задумок у меня много. Нужна только поддержка на самом высоком уровне и, по возможности, не ограничивать меня в вопросах творчества. Это может принести стране неплохие деньги, а ещё немалый резонанс. И всё это будет связано с вашим именем, как куратора проекта.
Уж не знаю, поверит она мне или нет. Но я выложил человеку все замыслы, объяснив, что сделал ставку на её расположение. Фурцева дама амбициозная, и должна понимать, что значит признание у проклятых капиталистов. При всём своём показном неприятии Запада, любой успех СССР на мировой арене преподносится как великое достижение. А здесь ещё и заработать можно.
— Я подумаю. По календарю отвечу в конце недели, его в любом случае надо согласовать с идеологическим отделом ЦК. Что со вторым делом? Ты говорил что-то про телевидение. Оно тебе чем не угодило?
Ух, мысленно выдыхаю. Неплохо для начала!
— Наша телепрограмма не особо интересная. Я понимаю, что её надо заполнять, но выступление оркестров можно послушать и по радио. Плюс часто трансляции начинаются после одиннадцати и даже пятнадцати часов. А это время надо чем-то занять. Предлагаю адаптировать под советские реалии такую вещь, как телесериал. Его сначала можно и в широком прокате показать, а затем уже демонстрировать на голубых экранах.
Далее минут тридцать расписывал свои идеи. Ну действительно — смотреть в прайм-тайм передачи вроде «Экономические проблемы СЭВ», или концерт узбекского ансамбля песен и танцев «Бахор» — преступление против здравого смысла. Фурцева задавала вопросы, опять подозрительно на меня посматривала, но в принципе идею одобрила. Другой вопрос — потяну ли я физически все проекты? И не отожмут ли их у излишне возомнившего о себе мальчика? Но наброски будущего телесериала и парочки мыльных опер я уже начал делать. А за свои проекты я буду драться, и не позволю себя обворовать.