Резня в ночь на святого Варфоломея

Эрланже Филипп

Людовик Нассау, куда более дерзкий, нежели его брат, принц Оранский Вильгельм Молчаливый, решил, что пробил час нанести поистине решающий удар и придать юному суверену сил перейти в наступление. Жанна д'Альбре, при которой он находился, была не той женщиной, что призвала бы его к умеренности. Храбрый Ла Ну, один из лучших гугенотских капитанов, предоставил в его распоряжение свою шпагу и людей. Они вдвоем углубились во Фландрию и почти что без боя взяли Валансьен, затем Монс (24 мая). В это время дон Диего де Сунига прибыл во Францию. Он потребовал аудиенции, но Карл IX отказался его принять. Посланник тщетно преследовал королевскую охоту, которая неизменно бороздила местность по берегам Луары.

Когда

королю стало известно о захвате Валансьена, он с воодушевлением сообщил Нассау, «что дозволяет ему тайно забрать из своего королевства некоторое число аркебузьеров, и в придачу к этому — кое-какие денежные средства». Сама Екатерина в тот миг задавалась вопросом, не отвернулась ли судьба от Испании. Вскоре ее заблуждение развеялось. Ла Ну не только не смог укрепиться в Валансьене, но испанцы в течение нескольких дней вытеснили его оттуда и вынудили засесть в Монсе. «Я основательно полагаю, — писал прево Марийон кардиналу Гранвелю, министру Филиппа II, — что возвращение испанцам этого города расстроило замыслы французов». И тут же раздались предостережения и крики тревоги. Королева-мать получила «Уведомление королю» от маршала де Таванна: «Опасение, сир, которое имеется у меня, как бы Ваша отвага не оказалась слишком опрометчивой, не соответствующей Вашим силам, делает меня медлительным и пугливым, настолько, что я вынужден сообщить Вам о средствах, которыми Вы располагаете для этой войны». Старый солдат убеждал Его Величество укрепить границы и выжидать, прежде чем представится преимущество.

Герцог де Лонгвиль писал, со своей стороны: «Я нахожусь в крайней тягости, видя, что Вы втянуты в войну, так как это в скором времени без труда откроется (помощь Нассау), и видя также, в каком бедственном состояниии находятся все дела по эту сторону и какими немногими средствами я располагаю, чтобы иметь возможность Вам служить».

Екатерина быстро потеряла самообладание. Она вспоминает 1557 г., воображает оголтелые отряды герцога Альбы, свирепствующие по всей Франции, Филиппа II и его Инквизицию хозяевами в Париже. В то время ее сын гонял оленей близ Монпипо. Екатерина развила такую бешеную скорость, что две лошади, запряженные в ее карету, пали мертвыми у Орлеана.

Встреча матери и сына была бурной. Сцена эта известна нам благодаря Таванну. Сначала госпожа Медичи разразилась целым ливнем слез, напоминая неблагодарному юнцу о своих трудах, страданиях и жертвах.

— И Вы скрываетесь от меня, от Вашей матушки, и следуете совету ваших недругов!

Она заговорила о покушениях гугенотов, о слабости королевства, указала на то, какое безумие вести войну против испанского колосса. Если ее проиграть, Филипп получит абсолютную гегемонию, а Гиз сделается новым майордомом. ⁵³ Если выиграть, возрастет могущество протестантов, что вызовет восстание католиков.

53

Намек на то. что герцог де Гиз получит неограниченную власть в стране. В эпоху династии Меровингов майордомы (буквально: управляющий домом, дворцом) могли смещать и восстанавливать королей на троне.

— Если я настолько несчастна, то перед тем, как я это увижу, дозвольте мне удалиться в мои родные края и забрать с собой, подальше от Вас, Вашего брата, которого можно назвать невезучим за то, что он посвятил свою жизнь охране и защите жизни Вашей!

У Карла недостало сил сопротивляться подобному штурму. Его не удалось покорить, но когда мать прикинулась, будто отбывает восвояси, он поддался панике и капитулировал, как минимум, временно.

Вот что он пишет герцогу Савойскому 29 мая: «Мой дядя, меня только что

уведомили, что, вопреки моему решительному запрету, граф Людовик Нассау, в сопровождении многих дворян, приверженцев новой религии, моих подданных, вступил в пределы Нидерландов и занялся предприятиями в отношении кое-каких городов, принадлежащих католическому государю, моему доброму брату, чем я весьма опечален, ибо, желая от всего сердца сохранить дружбу и добрый мир, царящие между католическим государем и мной, с крайним неудовольствием вижу, что мне так дурно повинуются. Я уже писал моему кузену, герцогу де Лонгвилю, велев собирать силы, дабы иметь возможность поступить с ними как с преступниками, виновными в оскорблении Величества, и применить самые суровые меры, что, как я уверен, будет исполнено».

В ожидании, пока герцог Савойский передаст эту оливковую ветвь в Мадрид, королева-мать приняла дона Диего де Сунигу, который, отчаявшись добраться до короля, принял благоразумное решение обратиться к ней.

Посланник с порога произнес обвинительную речь: Нассау подготовил во Франции свою агрессию против Фландрии, французы каждый день являлись и примыкали к нему, подтверждая, что делают это, служа королю.

— Вашему Величеству об этом неизвестно? Екатерина вынуждена была согласиться: да, известно.

— Как Вы можете выносить, чтобы при такой дружбе и братских отношениях с католическим государем подданные одного властителя нападали на подданных другого с такой неслыханной жестокостью?

— Король повелел герцогу де Лонгвилю воспрепятствовать их переходу через границу под угрозой смерти и конфискации имущества. Можете известить об этом Его католическое Величество.

Затем, контратакуя, она заговорила об испанских войсках, собирающихся в Италии с тем, чтобы, как говорят, захватить Марсель.

— У них есть к этому повод, — дерзко ответил посол.

31 мая его наконец допустили к Карлу IX, который решительно осудил действия Нассау.

— Я желаю только одного: сохранить мир с католическим государем.

Дон Диего не позволил себя убаюкать: «Ясно, — сообщает он герцогу Альбе, — что если предприятие окажется успешным, его участников встретят с распростертыми объятиями, если нет — скажут, что эти неприятности им немало досадили».

Он не усмотрел в Париже ничего такого, что указало бы ему, будто он заблуждается. Город дышал войной. Конвои оружия и боеприпасов направлялись на север. Запрет присоединяться к Нассау не был повсеместно провозглашен. Более того, Жанна д'Альбре, которая поселилась у епископа Шартрского (обращенного в протестантизм), принимала курьеров графа и ничего не жалела для его дела.

Столица, в течение года несколько заброшенная, опять стала поворотным кругом политики королевства. Сюда съезжались все: первым делом, герцог Анжуйский, затем король и наконец — королева-мать.

Адмирал Эдвард Клинтон, представлявший королеву Англии, явился с целью торжественной ратификации договора о союзе. Принц Беарнский находился в пути ко двору. Выяснилось, что Гизы также решились, после существенных колебаний, собраться при дворе. Наконец, сам адмирал намеревался явиться в город, где его считали демоническим посланцем.

4

«До тех пор, пока они не сбросят маску»

В канун праздника Тела Господня король и его двор расположились в Мадридском замке. Лотарингские принцы прибыли в Париж в тот же день. На следующий день великолепная процессия вышла из собора Богоматери и пересекла город, окруженная бурлящей толпой. Кардинал де Бурбон нес Святые дары. Герцоги Анжуйский и Алансонский, Гизы, герцог де Монпансье и его сын, множество знатных вельмож следовали за ним. Парижане весьма неистово выразили им свою преданность, что косвенно свидетельствовало об их недовольстве по поводу прибытия адмирала.