Резюме на небеса

Калинин Георгий Александрович

Надзор и контроль со стороны покойной тети Фени был пристальный, но не профессиональный. Я теперь после школы вовсе домой не появлялся, забрасывал портфель в сарай или в форточку, а с едой вообще не заморачивался. Вечером, вместе с нотациями и стенаниями мамы, уминал что давали.

В школе бузил и хохмил, выводил учителей из себя, но только из сострадания к моей мамочке, меня тянули и закрывали глаза на мои коленца.

Честно признаться, этот период в моей судьбе был настолько непутевым и бесполезным в плане закладки, так называемого, правильного жизненного фундамента, что не только описывать, но просто вспоминать его подробности, желания нет ...

Один пацанский эпизод, все же, я обязан

привести в этих "мемуарах" - так сказать, повиниться перед Ленькой Шикиным. Шли мы, как обычно, с уроков вместе домой. В этот день состоялась контрольная по какому-то предмету и я, по обычаю своему каверзному - улизнуть, загримировал правую руку под страшную травму, то есть, наложил диктовую шину, перебинтовал ее и, соображая о элементарной проверке, измазал внутри повязки жирно губной маминой помадой. Таки да! Учительница заставила меня разбинтовывать сооружение и, когда увидела на бинтах "кровь" - закатила глаза, изображая обморок. Контрольную я "выиграл"! Так вот и шел с Ленчиком и с "травмированной" рукой, пока не встретили группу ребятишек с Кооперативной, славившуюся бандитскими наклонностями и возглавляемыми неким Боцманом. Они поджидали. Меня сразу отодвинули в сторонку, а Леньку окружили. Так и сказали: "Горик, не суйся, мы к тебе претензий не имеем, а вот Шикин нам ответит..." За что ответит, я до сих пор не понимаю. Да, он был успешен во всем, жил с папой и мамой зажиточно, но никому никогда не делал подлостей. Его изрядно отмутузили, а я даже не посмел дернуться, считая, что имею как раненый, право на это. Видимо и Ленька так тогда посчитал и, потому не обиделся на меня.

Я забыл про свою "травму" и не привел в порядок руку к маминому приходу, а мама, когда капитально обследовала ее, высказалась не по поводу контрольной, а по поводу моего трусливого поведения при Ленькиной расправе - "Мне стыдно, что у меня такой малодушный сын. Я бы этой "загипсованной" рукой смогла не одному паразиту навалять... ". Как гвоздь в башку вбила. В последствии по жизни я, как отчаянный заяц, никому спуску не давал.

Обычно, отсидев уроки и, сговорившись с такими же халамидниками [ХАЛАМИДНИК -- ближайший родственник босяка. Одес.], гонял в футбол на "поляне" за Учительским домом или зимой шел к кому-то из них в гости резаться в "дурака", пока родителей не было дома. С соседскими дружками - Ленькой-Петькой-Шуркой ежедневные игры прекратились. Контроль домашний у них был не чета моему - папы работали, а мамы воспитывали. Собирались дурачиться на выходных.

Мамочка моя бедная вечерами мучила меня и мучилась сама, с неизбывным - "Горе ты мое, Горе луковое", наставляя на стезю праведную и проверяя несделанные уроки. Уроки делались через пень-колоду. Выручали меня всегда природные смекалка и "соображаловка". Если литература и письмо (кроме украинских) были на высоте, математика и физика на "хорошо", то химия и английский убивали и меня и учителей. Остальные предметы - не шатко не валко, на троечки. Естественно, у физкультурницы нашей, я был лучшим. Ленька и я ходили у нее в любимчиках. Там где мне было неинтересно - никакие зубрежки не помогали, но если что-то захватывало, то я был первый. Мой мозг просто отторгал все скучное и, поэтому, непонятное. Вернее, наоборот. Далеко не все учителя могли зажечь интерес к своему предмету.

В классе было много приятных мне людей, которые и ко мне относились с приязнью. Это, во-первых, все детсадовские мои приятели - Анечка, Ирина, Ленька, Шурик и Петька, а еще, вновь образовавшиеся друзья: Леночка Кормилина, Галка Доренко (тайная моя симпатия, но "западавшая" на Леньку), да, впрочем, врагов, как таковых, я не припомню.

В этот отроческий период я много занимался разными видами спорта. Сам ходил и записывался в секции. Так, с полгода побыл футболистом, затем год почти

борцом, сманивали меня очень, из-за коренастого сложения и невысокого роста, на штангу. Но этого у них не вышло - скучно мне было быть тупым домкратом. Занимался долго легкой атлетикой и имел неплохие результаты.

Благодаря маминой возможности - через отдел культуры облисполкома получать путевки в пионерские лагеря, я с первого класса каждое лето пропадал в различных здравницах. В старших классах даже побывал в горах: на Кавказе и на крымской яйле.

До школы я частенько проводил летом целые недели у бабушкиной сестры - бабушки Вари. Ее муж дядя Яша был комендантом общежития "Партшколы" во дворе кинотеатра "Октябрь" на Октябрьской же площади. Они и жили при общежитии этом в одной, но большой комнате с дочерью Галей. С ним я часто гулял в безымянном парке напротив "Октября" где вокруг заброшенного храма (ныне восстановленный Преображенский собор) стояли каменные истуканы женской стати, как он их называл - "каменные бабы". Когда подходили к ним, он, держа меня на руках, говорил - "А ну, Горька, пни вот эту по сиськам, а эту по жопе, ишь - оттопырила."

В последние по возрасту года три, я обитал в Любимовке, лагере з-да К.Либкнехта. Там уже образовалась постоянная компания. Случился там забавный знаковый случай. Меня и еще двух дружков, вожатые Боря и Олег (заводские ребята лет по двадцать пять), как своих в доску, бедовых ординарцев, отправили в "Сельпо" Любимовки за спиртным. На обратном пути, перепрыгивая через овражек, я не допрыгнул до края и грохнул по нему чемоданчиком с двумя бутылками вина и бутылкой водки. Уцелела одна бутылка вина. Остальное смешалось в очень позитивный коктейль. Ну не донести никак, а вылить уже тогда, на молекулярном уровне, было физически немыслимо - приложились прямо из чемодана каждый по паре-тройке глотков. Было вкусно. Дошли. Пионервожатые, увидев гонцов, бегом вытащили нас куда-то из лагеря на полянку и уложили в теньке. Меня вывернуло там же и я маленько воскрес. Остальные блевали в палате, так как надо было в тихий час присутствовать на койко-месте. Как-то все обошлось.

Полагаю, это был, освоенный в четырнадцать лет, "портал в судьбу"....

"Приколистом" и лоботрясом я пребывал все школьные годы. Неусидчивость, чисто патологическая, которую недоброжелатели называли ленью, довела меня в итоге до второго года в шестом классе.

Итогом моей школьной эпопеи стал скандал местного значения после "последнего звонка" в 1960 году. Нас, нескольких ребят из 7-го "Б", уполномочили заняться подготовкой красок в актовом зале с последующей покраской стен этого зала.

Как водится, мы к работе приступили с огоньком. Закрыли на палку двери и закурив, стали играть в картишки. Через непродолжительный отрезок веселого времени, в дверь стал ломиться завхоз, нецензурно при этом негодуя.

Актовый зал, располагался на первом, но высоком этаже, что не помешало осторожным и, будем говорить, дальновидным дружкам, "сделать ноги". Ну, а я любил экстрим. Открыл нагло дверь... и впустил, зашедшегося от ярости и уже просто хрипевшего, завхоза. Так бывает, когда собаке от дикой свирепости пережимает судорогой глотку.

Ну было маленько накурено, окна-то все настежь, ну шумели мы при игре, может даже не культурно... Но зачем же мальчишечку за ухо по всем коридорам, благо - народу никого, и - к директору ???

– "Вывернуть карманы!" - Это директор громовым специальным толстым голосом - "так, ... пачка сигарет неполная, спички, карты - колода не новая, перочинный ножик."

– "там же горючие материалы!" - продолжал греметь директор.

– "там же растворители и огнеопасные вещества, а ты курил!" Что-то стал повторяться. Об остальных участниках "оргии" - ни слова. Так надо, понял я. Смекалистый я и был и есть