Ричард де Амальфи
Шрифт:
Я скривился, но поправлять не стал, а то забуду, что хотел сказать, кивнул на зеленую в солнечных лучах стену леса:
– Едем верно?
– Верно, – ответил он бодро, чересчур бодро.
Ко мне и так начинают присматриваться как к человеку, который читает мысли и вообще видит всех насквозь: очень уж люди здесь простые и не умеющие скрывать чувства и мысли, а у меня, как у всякого из усложненого технологичного мира, сенсоры отточены, я сказал спокойно:
– Гунтер, не бреши. От чего-то оберегаешь, понимаю.
Он поерзал, седло протестующе заскрипело. Взгляд, который Гунтер украдкой бросил на подъехавшего Ульмана, говорил: вот видишь, ему лучше не врать, он все видит!
– Ваша милость, – сказал он понуро, – мы приедем, куда задумали, но только обогнем одно проклятое место!
– На моей земле? – спросил я и подумал, что брякнул глупость, мы же не собираемся заезжать на чужую. – Эх, Гунтер!.. Да это же как тряпка на быка. Красная тряпка на молодого и дурного быка.
– Ваша милость, но вы же не бык?
– Мужчины все быки, – ответил я, – в некоторых случаях.
Над верхушками деревьев пролетела крупная птица, так показалось, затем почудилось, что летит человек. И хоть я тут же усомнился, люди не летают, а с такого расстояния проще принять за крупного орла или за птеродактиля, даже за мелкого дракона, но нечто очень человеческое… даже не знаю, во взмахах ли крыльев, в манере полета или в чем-то еще неуловимом, что отличает человека от всех остальных существ.
– Это что? – спросил я.
Гунтер проследил за моим взглядом:
– Их называют просто летягами. Никто не знает, народ это или же просто уроды.
– Как это уроды?
Он сплюнул в дорожную пыль.
– Иногда рождаются всякие. То руки с перепонками, то тело с шерстью. Говорят, иногда бывают даже с жабрами, но эти всегда мрут сразу. А вот крылатые могут удрать. Если, конечно, мать спрячет такого ребенка, пока крылья отрастут. Правда, потом саму мать на костер, чтоб не укрывала дитя с печатью дьявола. Но дело сделано…
Из-за наших спин раздался густой голос Ульмана:
– Это уроды и ничто больше. Народ из них не получится. Все равно даже у крылатых дети чаще всего нормальные. Или же тоже с жабрами, шерстью, копытами или тремя глазами.
Они заспорили, я сперва прислушивался, говорят спокойно, так что это не гиблое еще место, потом засмотрелся на лес, наконец в уши ворвался злой голос Ульмана:
– Дурень, от собак – собаки, от кошек – кошки, от коней – кони! Если бы от крыланов крыланы всегда – тогда народ, а если иногда, то уроды!
Резонно, подумал я. Интуитивное понимание законов природы. Вот так же древние греки додумались до атомарной структуры вещества, измерили диаметр Земли, вычислили расстояние до Луны и Солнца, мастерили игрушечные паровые машины, пользовались совершеннейшей оптикой. А если вот так же кто-то нащупает путь, как усилием воли
Вообще, по словам Гунтера, уродов бывает так много, что крестьяне рассказывали, будто видели драку вервольфа с вампиром. А то и целых стай вервольфов с вампирами. Правда, чем больше выпито у камина холодными зимними вечерами, тем больше вервольфов дерется с вампирами, но то, что говорят об этом упорно, само по себе знаково. Значит, этих мутантов достаточно, если в одной экологической нише такие разные бестии.
Задумавшись, я вздрогнул от крика одного из лучников:
– Дракон!.. земляной дракон!
Я инстинктивно задрал голову, в небе только пара баранистых, даже овечистых облачков, летун исчез, а впереди на тропку выполз… самый настоящий крокодил. Разве что очень уж огромный, но кто знает, какие они на воле, я видел только худосочных в зоопарке.
Двое лучников схватились за оружие, Гунтер бросил резко:
– Оставить!
– С дороги не уйдет… – возразил один из лучников. – Прямо баран какой-то.
– Стрелами шкуру не пробить, – бросил Гунтер, – а в глаза вам не попасть, руки еще кривые.
Он с надеждой посмотрел на меня. Все нарушено, подумал я. Ну не могут крокодилы жить в средней полосе. Там на юге – да, но в европейских реках крокодилы немыслимы. А здесь что-то стряслось… То ли в старину генетики побаловались, приспосабливая, то ли, скорее, что-то более… да, более. Это я хватаюсь за спасительную мысль насчет генетиков, все объясняю своим неандертальским умом, а на самом деле с крокодилами и некоторыми странными смещениями… намного более странными, вполне могло быть что-то «более», да «более».
Крокодил замер посреди дороги, огромный, как крестьянская телега, привстал на передних лапах. Непомерная пасть раскрылась навстречу лошадям. Под Гунтером и Ульманом, что выехали вперед, загораживая сеньора, то есть меня, кони захрипели и начали приседать, как гигантские кенгуру.
Гунтер сказал просительно, не отрывая взгляда от крокодила:
– Сэр Ричард, а не шарахните ли своим богопротивным молотом?
– Богопротивным? – переспросил я.
– Ну да. Крокодил тоже богомерзкое создание. Его дьявол создал!
– Да это же редкость, – пробормотал я неуверенно, но пальцы нащупали молот. С другой стороны, в этом мире еще или уже не знают проблемы сохранения видов. – С другой стороны, нечего коней пугать… И дорогу старшим уступать обязательно.
Молот вылетел, как засидевшийся сокол, залопотал рукоятью по воздуху. Сухой глухой удар, крокодила отшвырнуло по дороге шагов на пять, череп вдрызг, тело некоторое время еще дергалось, перевернулось на спину, солнце заиграло на плоских квадратиках белого пуза, к бокам зеленоватого.