Ричард де Амальфи
Шрифт:
Я кивнул:
– Ты прав, Харальд. Это и есть основы экономики. Я только удивлен, что хоть какие-то элементы работают.
Он отмахнулся:
– А что монахам делать? Не пашут, не сеют, лес не рубят…
Зигфрид и Алан посматривали с великолепным высокомерием людей благородных, которые не унизятся до каких-то умствований и бесплодных споров о том, сколько ангелов поместится на острие иглы. Мир принадлежит людям действия, а не размышления. Короли читать не умеют, крестик ставят, рыцари очищают захваченные земли от нечисти, а в монастырях все эти галилеи, мендели, бруны, паскали и прочие коперники, неизвестно какой хренью
Кони притомились, идут вялым шагом, головы поникли. То один, то другой на ходу срывают стебли трав. Мой Зайчик шагает спокойно, горделиво, я как-то привык к его великолепию и не обращаю внимание, но взгляды Алана, Зигфрида и теперь еще и Харальда с виконтом Теодерихом напоминают, какой чудесный конь у меня под седлом.
Навстречу выплывают болотца, их всякий раз объезжаем по берегу, хотя некоторые выглядят совсем мелкими. Харальд всякий раз крестился и говорил то про гигантских проявок, то о стеблях болотной травы, что изрежут сапоги в клочья, Зигфрид и остальные, едущие впереди, кивали, безропотно поворачивали коней.
Лесные островки тоже часто объезжаем по широкой дуге, хотя деревья растут редко, ветви на вершинках, как у сосен, можно бы проехать напрямик даже с вьючными лошадьми, однако Харальд проронил только одно слово «песчаные кроты», и все без возражений повернули под углом в девяносто градусов.
Я начал бурчать, Харальд заметил, очень вежливо и почтительно начал рассказывать, что в этих землях все настолько пропитано магией, что колдовство доступно каждому. Конечно, каждому доступно только самое простое и, конечно же, маломощное. Нет человека, который не ходил бы с амулетом или талисманом, а многие вообще увешаны ими. Даже весьма почтенные граждане, несмотря на близость к церкви и посещение служб, амулетов не чураются. При дворах богатых особ живут личные колдуны, оберегают хозяев от чар, выполняют их поручения, как то наслать или снять порчу, навредить врагу, а по возможности и вообще отправить на тот свет. Процветает торговля снадобьями, что продлевают жизнь, а то и молодость, прибавляют сил, здоровья, позволяют видеть будущее…
У баронов, графов и других властелинов, засевших в собственных замках, находят приют самые сильные колдуны, что уже называются магами. Иногда, правда, бегут, не угодив, иногда сами подчиняют сеньоров своей колдовской власти, но факт есть факт: в землях Одноглазого придется встретиться с колдовством, которое я, как паладин, должен ненавидеть…
Он замолчал, глядя на меня с вопросом в глубоко запавших глазах на изможденном лице. Я молча досказал за него, что, как паладин – да, должен ненавидеть и огнем и мечом, а еще и каленым железом, огненной метлой революции, да здравствует Святые Догматы, однако… как человек познавший мощь и сладость плодов науки, хочу ощутить их и попользоваться. А там уже, как пользователя, юзера – чтобы понятнее, меня как-то не колышет, лицензионная магия или контрафактная.
Они все еще ждали от меня реакции, я набундючился и произнес надменно:
– К вящей славе Церкви!..
Харальд торопливо перекрестился.
– Да-да, только Дева Мария – наша неизменная защитница и заступница перед Господом…
Он оборвал себя на полуслове, насторожился, натянул повод. Конь тут же остановился. Далеко, чуть ли не от самого горизонта, тянется расширяющееся пыльное облачко, вытянутое в длинную-длинную воронку.
Зигфрид, Алан и Теодерих
Ульман, у которого глаза, как у сокола, сказал с недоумением:
– Разрази меня… если это не волшебница!
– Леди Клаудия? – переспросил Зигфрид.
– Ну да, других лядей в этих краях нету…
В нашу сторону несется красный, как огонь, конь с длинной гривой цвета меди и роскошным хвостом. Леди Клаудия сидит по-женски: свесив обе ноги на левую сторону, в правой руке поводья, левую грациозно уперла в бок, выпрямилась, вид донельзя гордый и неприступный.
Рыцари посмотрели на меня, я наконец сообразил, что нужно сделать, соскочил на землю, дождался, когда она остановит коня, подошел и ухватил узду ее кобылки.
– Леди Клаудия…
– Сэр Ричард, – ответила она.
Я встал на одно колено, она легко покинула седло, едва коснувшись моей склоненной головы рукой и чуть-чуть наступив на подставленное колено.
Рыцари смотрели с интересом, Зигфрид знаками показал, что кони сильно притомились, самое время дать им небольшой отдых, напоить, благо вон ручей, самим разместиться в тени деревьев и слегка отобедать.
Я кивнул, давая изволение, хотя сколько мы проехали, чертовы лодыри, повернулся к леди Клаудии и смотрел вопросительно. Она взглянула мне прямо в глаза:
– Сэр Ричард, вы уже дважды проехали через мои земли.
– Сожалею, – ответил я, – спешим, как муравьи к дохлой жабе. Ваши земли малость вклинились между моими и угодьями Одноглазого, которые теперь тоже мои. Если считаете, что мы нанесли ущерб топтанием и ронянием каштанов, попортили зеленый покров своими гусеницами, я готов рассмотреть вопрос о возмещении ущерба…
Она сказала поспешно:
– Нет-нет, я как раз хотела сказать, что вам и вашим людям дозволяется пересекать мои земли… если, конечно, не будете на ней охотиться, рубить лес или вредить моим крестьянам.
– Что вы, что вы, – запротестовал я. – Какой из меня охотник!
Она нервно дернула бровью, в глазах блеснул гнев.
– Да, конечно. Я кое-что слышала про каледонского вепря.
– Это которого Геракл завалил?
– Которого вы с Тудором!
– Бедный поросенок, – сказал я ошарашенно. – Простите, я не знал, что это ваш пет. Он был такой веселый, такой резвый, так хрюкал…
Я церемонно подставил локоть, намереваясь отвести к костру, Ульман и Харальд разводили огонь под сенью могучего дуба, а лучники собирали хворост и расседлывали коней. Рыцари, как высшая раса, сняли доспехи и готовятся ополаскиваться в ручье, но ревниво выясняют, кто старше по рангу, званию, знатности и длине рода, и галантно, прямо бобчинские-добчинские, уступают друг другу право мыться выше по течению.
Клаудия покачала головой:
– Рано. Пусть подготовят. А пока посидим здесь. Я предпочитаю поговорить с вами наедине.
– Я чарам не поддаюсь, – заявил я. – Впрочем, можете попытаться, я не против. Особенно хорошо на меня действует, когда чешут и гладят, особенно вот здесь и вот здесь… а можно сразу отсюда…
Она проследила за моей рукой, глаза вспыхнули, щеки окрасились румянцем:
– Как вы смеете такое… Впрочем, вы же как-то обмолвились, что вы не настоящий рыцарь?
– Не ловите меня на слове, – посоветовал я. – Я такого не говорил.