Ричард Длинные Руки – гроссфюрст
Шрифт:
Еще заметил, что у эльфов множество домашних животных, самых разных и просто причудливых. То ли одомашненных, то ли прирученных или подчиненных, не понял, а докапываться некогда — впереди вон кукольный домик, такой яркий и милый, что защемило сердце от тихого счастья.
— Гелионтэль, — произнес я шепотом, — как люди много потеряли, что не обэльфились!
Я осторожно приоткрыл дверь, Гелионтэль в зеленом платье, целомудренно длинном, у дальней стены стоит у окна спиной ко мне и кормит с ладони мелких птичек. Тонконогие, писклявые, они скачут
Мои ноги остановились сами по себе, заскорузлая душа встрепенулась, слушая ее тихий счастливый смех.
В какой-то момент она вздрогнула, ощутила присутствие за спиной большой и грубой силы, торопливо оглянулась.
В огромных, удлиненных к вискам глазах метнулся испуг.
— Ой, как ты меня…
Я протянул к ней руки, и она послушно пошла ко мне навстречу, дала себя обнять. Я прижал ее к груди, тонкостанную и трепещущую, мягкую, теплую и нежную, жадно вдохнул запах волос, пахнущих травами и цветами.
— Я люблю тебя, Гелионтэль.
— Я люблю тебя, Астральмэль, — ответила она тихо и, закрыв глаза, подняла лицо.
Я нежно поцеловал ее в полные нежные губы, а потом уже впился зверски, подхватил ее на руки и понес к ложу, почти не слыша ее испуганные протесты.
Волосы ее золотыми волнами раскинуты по двум большим подушкам, щеки полыхают стыдливым румянцем, а голубые глаза стали совсем синими, яркими и блестящими.
— Астральмэль, — произнесла она почти шепотом и снова опустила веки с длиннющими пушистыми ресницами, — ты… щади меня. Ты слишком… силен.
— Прости, — сказал я с раскаянием, — просто не могу удержаться, нежная ты моя, светлое существо…
— Удержаться? Ты терзаешь меня уже несколько дней!
— Ой, правда?
— И… нельзя днем… Нехорошо…
— Ты прекрасна, — заверил я. — Тебе можно все и везде.
Она пыталась прикрыть ладонями наготу, но я убирал ее руки и жадно целовал всю от кончиков ушей до розовых пяточек, таких нежных, словно она никогда не ходит по земле.
Наконец она робко приоткрыла дивные глазищи и повела ими по сторонам. У меня перехватило дух, настолько прекрасны пышные золотые волосы, в беспорядке разбросанные по подушке, во взгляде некоторый испуг и напряжение.
— Астральмэль…
Мне показалось, что она хочет сказать что-то важное, но не решается. Поцеловал ее в живот и спросил:
— Да?
Она выговорила с трудом:
— Я люблю тебя, Астральмэль…
— Я тебя тоже, — сказал я и нежно поцеловал ее дивные эльфиные перси, — только скажи! Все для тебя…
Она вздохнула с неясной печалью.
— Мне кажется, у меня будет ребенок…
— Обязательно, — заверил я. — У тебя какой сейчас день?
Она в удивлении приподняла брови.
— День? Вроде бы солнечный…
Я сказал бодро:
— Га-га-га, точно! Когда ты в моих объятиях, мне всегда тепло и солнечно. Но я про твой день… в смысле, от начала менструации.
Она вздрогнула, съежилась, будто
— Что?.. Перестань!
Я сказал деловито:
— Но надо же знать, какой день! И вообще, сколько она у вас длится?.. Как у людей или как у кроликов?.. В любом случае овуляция случается обычно в середине, ближе ко второй половине, но у вас могут быть особенности.
Ее нежное лицо густо залила краска, покраснела даже шея, а кончики ушей вспыхнули оранжевым огнем.
— Как ты можешь, — прошептала она в ужасе, — такое спрашивать? Как тебе не стыдно? Это… нельзя!.. Мужчины вообще не должны знать о таких вещах!..
— Почему? — удивился я. — Разве ты не самое дорогое для меня на свете?
— Нельзя! — твердила она. — Нельзя!.. Это стыдно!.. Ты не должен о таком знать!
Я пробормотал:
— Но я как-то узнал… Гм, тогда как же планировать рождение… неужели зависеть от глупой случайности?
Она помотала головой, не открывая глаз.
— А как иначе? Богиня Лесов сама решит, какой день лучше…
— Ага, — сказал я, — тогда в сем невежестве надо не пропустить важный час и заниматься подобным исполнением супружеского долга каждый день. Что, впрочем, меня пока вполне, да, вполне… Хотя весь месяц не могу… Конечно, могу, но я же мужчина, а не только самец, должен вершить судьбы, а не только, ага…
Она закрыла уши ладошками и отвернулась, поджав колени почти к подбородку. Я обхватил руками этот трепещущий от стыда комочек, начал переливать в него свое тепло, свою нежность, шептать в торчащее пылающее стыдом ухо, что я ее безумно люблю, что она самая замечательная, теплая, мягкая, кусательная… и в доказательство легонько куснул за сладкий бочок, а потом, не удержавшись, начал покусывать и дальше.
А если Гиллеберд оставит попытки отыскать меня и убить, всплыла беспощадная мысль, а ринется напрямую к своим войскам, что противостоят натиску армии Фальстронга?
Впрочем, там войск нет, только отдельные крепости и замки, которые Фальстронг обходит, а отряды местных феодалов, осмелившихся выйти навстречу, сбивает сравнительно легко…
Впрочем, Гиллеберд может воодушевить, привлечь из сел простолюдинов, пообещав им что-нибудь, например, отмену налогов лет на пять, призвать на помощь герцогство Ламбертинию, или Гиксию, а в Скарляндах раскрыть планы сыновьей Фальстронга, что замыслили на нее напасть, едва получат власть…
И хотя Гиксия и Скарлянды, несмотря на свои размеры, пока еще слабы и не оправились от прохода через их земли армии Тьмы под началом императора Карла, но вполне могут помочь Гиллеберду против их исконного врага…
Гелионтэль повернулась в моих застывших объятиях, ее прекрасные глаза с тревогой посмотрели в мое суровое лицо.
— Что случилось, супруг мой?.. Плохое видение?
— Да, — прошептал я, — очень… Я люблю тебя, дорогая. Но мне, увы, пора снова в седло. Дорога зовет всегда, но как редко ее слышим!