Ричард Длинные Руки – курпринц

Орловский Гай Юлий

Он вздохнул.

— Насчет благодарности вам виднее, ваше высочество. А во-вторых, корона курпринца Бриттии обяжет вас в какой-то мере чувствовать себя бриттийцем и заботиться о королевстве и в будущем, когда вы покинете его пределы.

— Это другое дело, — сказал я с иронией, — узнаю деловую хватку хозяйственников!

Он сказал настойчиво:

— Ваше высочество, вы должны принять корону!

— А что это мне даст? — полюбопытствовал я. — Как видите, я человек практичный.

Он заколебался, наконец развел руками.

— Честно говоря,

не представляю, но дело в том, что это сильно укрепит позиции короля Ричмонда. Все знают, что вы по его просьбе… ну, пусть это не совсем так, но это официальная версия… пленили его сына и привезли в столицу. И даже то, что вы отыскали для него леди Линнетту, что теперь, похоже, станет королевой. Они с королем очень любят вас, ваше высочество, и бесконечно благодарны вам.

— Но, — спросил я, — дальше у вас звучит «но»?

— Но, — закончил он, — их положение значительно укрепится, — если лорды будут знать, что вы защищаете короля Ричмонда.

Ого, мелькнула у меня ироническая мысль, я уже, оказывается, могу защищать даже королей?

— Понял, — сказал я. — Глен, я согласен принять корону и даже некоторые не слишком обременяющие обязанности курпринца, а они есть, как бы вы пока ни юлили и ни скрывали, однако если это будет проделано прямо сегодня же.

Он охнул.

— Ваше высочество! К этой церемонии готовятся месяцами!

— Это стандартный путь, — прервал я. — А в условиях военного времени все проводится по упрощенной схеме.

— Но… как? Прецедентов не было!

Я высокомерно улыбнулся.

— Я сам весь из себя прецедент. И творю их на каждом шагу во имя культуры и либерального авторитаризма. Так что все сделаем, как зайчики!

Центральный собор народ заполнил почти сразу, едва глашатаи объявили, что его величество король Бриттии Ричмонд Драгсхолм изволил даровать титул курпринца эрцпринцу Ричарду Длинные Руки. Я подумал хмуро, что часть присутствующих постарается расспросить, чем же отличается курпринц от эрцпринца, интересно же, наверняка даже не все простые благородные знают, а только непростые, допущенные, близкие ко двору или знатоки титулов и геральдики.

Те же самые герольды по настоянию Глена Вудруфа, теперь уже не только личного секретаря короля, но и государственного, прокричали, что церемония коронации была укороченной и сильно упрощенной в связи с тяжелым военным временем, но это не уменьшает значимости великого события!

Ага, сказал я хмуро, великого. Даже величайшего. Хотя, конечно, какую-то пользу я тоже извлеку. К примеру, смогу влиять на политику Бриттии, в то же время не принимая на себя ответственность за ее выбрыки. Если она вдруг резко побежит к пропасти и прыгнет с обрыва, я не буду виноват, как в случае с Сен-Мари или Армландией…

Сердце болезненно заныло, едва вспомнил о Сен-Мари, Зайчик подо мной нервно дернулся, а едущий рядом Глен тут же тревожно поинтересовался:

— Ваше высочество?

— Это я о судьбах региона думаю, — ответил я, — вот еду и думаю… Представляете?

— Я тоже иногда

думаю, — ответил он осторожно, — особенно после обеда. И о судьбах, и вообще о всякой ерунде. А вот на ночь так вообще только о женщинах.

— Вы идеальный секретарь, — сказал я. — Всегда говорите то, что нужно сказать, и ничего лишнего не бряканете, хоть ломай вам пальцы. Вообще-то нужно бы попробовать.

Он бледно улыбнулся.

— Ну и шуточки у вас, ваше высочество.

Дома раздвинулись, и собор стал виден целиком. У входа большая толпа тех, кто запоздал и не успел вовнутрь. При нашем появлении началось движение, пошли радостные крики, поздравления, стражники выбежали вперед и начали раздвигать для нас проход к распахнутым дверям собора.

Глава 15

Похоже, начинаю привыкать к коронациям. Или у меня уже выработался иммунитет. Даже сердце не застучало чаще, принял корону и горностаевую мантию, выслушал все подобающие слова, поблагодарил, а уже через четверть часа, вежливо уклонившись от участия в пире, выметнулся на Зайчике через городские ворота.

Обиженный Бобик мчится рядом и время от времени поглядывает, не обманываем ли его с этим копытным снова, он же тогда добежал чуть ли не до самого лагеря, пока сообразил, что мы не просто отстали.

А потом вдали запестрели красные, желтые и оранжевые колпачки шатров моего лагеря, а на дорогу выходит блещущая металлом кольчуг щетинистая масса, за нею тянутся запряженные волами широкие повозки обоза.

Бобик ринулся вперед с сообщением, что мы прибыли, всем радоваться, а мы с арбогастром пронеслись к пехоте. Я с удовольствием смотрел на отдохнувших людей, довольных и загорелых, что начинают очередной марш-бросок длиной в одну-две недели.

Между лагерем и дорогой расположилась группа военачальников, наблюдают за выездом, все такие яркие и нарядные, что, когда вижу, начинает казаться, что никакая это не война, а праздник, игра, недаром же с этих времен пошло «выиграли сражение», «проиграли сражение», и это вот «проиграли-выиграли» относится как к отдельным поединкам, так и к целым кампаниям и даже всей войне, будто после окончания этой вот красочной войны все убитые поднимутся и с хохотом и шуточками пойдут вместе пить пиво и рассказывать друг другу, как классно провели время.

Бобик уже прыгает возле них, одного шутя стащил на землю и валяет там. Ах да, это Палант, его Бобик любит, Палант никогда не отказывается принимать добычу, что ловит Бобик, да еще и чешет его за такое усердие.

Ближе всех ко мне Альбрехт, как всегда подчеркнуто изящен даже в боевых доспехах, все сверкает, на гребне шлема подрагивают под порывами ветерка орлиные перья, а наплечники сияют так, что смотреть больно. Сегодня он без плаща, а конь без попоны, так что сияют оба.

Остальные полководцы — Клемент, Сулливан, Мидль, Сандорин, Макс — тоже в таких парадных доспехах, словно все кого-то женят, развернулись ко мне в линию, улыбаются, но на лицах напряженное ожидание.